Битва за Рим

– Мама, – произнес он, сам не замечая, как с его губ сорвалось это слово, – Ливия Друза умирает от недуга, вызванного последними родами. Таково мнение лекарей, которым я верю. Ее состояние ухудшается с каждым днем. Ты не почувствовала, какой запах стоит в ее комнате?

– Конечно почувствовала. Однако она, по-моему, относит все на счет проклятия.

– Сейчас приведу девчонку, – решил Друз и встал.

– Признаюсь, мне хочется на нее взглянуть, – молвила Корнелия, усаживаясь на место сына. Ей было о чем подумать в ожидании внучки: нечаянно сорвавшееся с губ сына слово «мама» занимало сейчас все ее мысли.

…Маленькая, очень смуглая, красивая какой-то загадочной красотой, при этом горящая таким огнем, наполненная такой силой, что бабушка уподобила ее дому, построенному над жерлом огнедышащего вулкана. В один прекрасный день раздастся взрыв, крыша взовьется в воздух, и Сервилия предстанет миру во всей своей истинной красе. Яд и ураган! Что же послужило причиной ее несчастья?

– Сервилия, познакомься со своей бабушкой Корнелией, – сказал Друз, не отпуская плеча племянницы.

Сервилия фыркнула и ничего не ответила.

– Я только что побывала у твоей матери, – сказала бабушка. – Ты знаешь, что она воображает, будто ты ее прокляла?

– Да? Вот и хорошо, – ответила Сервилия. – Я ее действительно прокляла.

– Ясно. Спасибо, – ответила бабушка и бесстрастно махнула рукой. – Возвращайся в детскую!

Отведя племянницу и вернувшись к матери, Друз не смог скрыть удовлетворения.

– Блестяще! – сказал он, садясь. – Ты хорошо поставила ее на место!

– Сервилию никто и никогда не сможет поставить на место, – в задумчивости откликнулась Корнелия. – Разве что мужчина.

– Ее отцу это удалось.

– А, понимаю… Я слышала, что он отказался признавать своих детей.

– Так и есть. Остальные были слишком малы, чтобы сокрушаться. Зато для Сервилии это стало ударом, – во всяком случае, так мне кажется. С ней никогда ничего не знаешь наверняка, мама: она так же скрытна, как и опасна.

– Бедненькая! – посочувствовала бабушка.

– Ха! – отозвался Друз.

В этот момент перед ними предстал Кратипп, объявивший о визите Мамерка Эмилия Лепида Ливиана.

Мамерк очень походил внешностью на Друза, однако ему недоставало властности, которую все отмечали в Друзе. Ему исполнилось всего двадцать семь лет, в то время как Друзу – тридцать семь; за его плечами не было блестящей адвокатской карьеры, ему не предсказывали громкого политического будущего. Зато его отличала спокойная уверенность, которой недоставало старшему брату. А то, что бедняге Друзу пришлось постигать без посторонней помощи после битвы при Аравсионе, было при Мамерке с самого рождения благодаря матери, истинной Корнелии из ветви Сципионов – незашоренной, образованной, пытливой.

Корнелия подвинулась, освобождая местечко для Мамерка, который поник, видя, что Друз не обращается к нему с приветствием, а только испытующе смотрит на него.

– Не хмурься, Марк Ливий, – обратилась к Друзу мать. – Вы – родные братья. Поэтому вам суждено стать хорошими друзьями.

– Я никогда не сомневался в степени нашего родства, – проговорил Мамерк.

– Зато я сомневался, – мрачно бросил Друз. – Где же правда, мама? В твоих сегодняшних словах или в уверениях отца?

– В моих словах. То, что я сказала твоему отцу, помогло мне обрести свободу. Я не оправдываю своего поступка: наверное, я была именно такой, какой ты меня считал, Марк Ливий, если не хуже, хотя и по иным причинам, чем ты полагал. – Она пожала плечами. – У меня нет привычки роптать, я живу в настоящем и в будущем, в прошлом же – никогда.

Друз протянул брату правую руку и улыбнулся:

– Добро пожаловать в мой дом, Мамерк Эмилий.

Мамерк стиснул его руку, а потом поцеловал брата в губы.

– Мамерк, – проговорил он срывающимся голосом, – просто Мамерк… Я – единственный римлянин, носящий это имя, так что зови меня просто Мамерком.

– Наша сестра умирает, – молвил Друз, не отпуская руки брата и усаживая его рядом с собой.

– О, какое несчастье… Я ничего не знал!

– Разве Клавдия тебе не говорила? – взвилась мать. – А ведь я все подробно ей растолковала.

– Нет, просто сказала, что ты убежала с Марком Ливием.

У Корнелии созрело важное решение: она понимала, что назрело новое бегство.

– Марк Ливий, – заговорила она, не обращая внимания на наворачивающиеся на ее глаза слезы, – все последние двадцать семь лет я целиком отдавала себя твоему брату. Мне не суждено было знать свою дочь. Теперь я вижу, что ты и Марк Порций остаетесь с шестью детьми и без единой женщины в доме – разве что ты замыслил новую женитьбу…

Друз выразительно покрутил головой:

– Нет, мама, ничего подобного у меня и в мыслях нет.

– Тогда, если ты этого хочешь, я переберусь сюда, чтобы присматривать за детьми!

– Хочу! – ответил Друз и снова улыбнулся брату. – Я рад прибавлению в семействе.