«Провезенный на дешевом вьючном животном, имея при этом вид разлагающегося трупа – с выколотыми глазами и кишащим червями лицом, – он прожил еще несколько дней, испытывая жуткую боль и издавая отвратительное зловоние, пока не испустил дух, после чего был похоронен на острове Проти, где он когда-то построил монастырь». А незадолго до смерти ему прочитали письмо от Михаила Пселла. В нем эстет и интеллектуал поздравлял Романа с явной «милостью Господа», ведь потеряв земное зрение, он наверняка обрел способность видеть божественный свет…
Вот это уже было настоящее дно морального падения ромейского общества. И оно должно было или погибнуть, или от него оттолкнуться.
Две Пальмиры
Если рассматривать историю Римской империи как нечто единое, как ее видели в Константинополе, то Роман был вторым императором, попавшим в плен к варварам. С первым беда случилась за 800 лет до Манцикерта, но тоже на Востоке.
Сейчас даже людям, далеким от истории, известно имя старинного ближневосточного города Пальмиры. Но что вообще такое Пальмира и почему, помимо южной, есть еще и Северная?
В 260 году случилась катастрофа – император Валериан после неудачной битвы при Эдессе, также, как и Роман, вследствие измены, попал в плен к персидскому «Царю царей» Шапуру.
Римский император в плену у варваров! Такого позора прежде и представить себе не могли сыны Ромула. Однако изобретательный Шапур его еще максимально усугубил. Современники описывали мрачную сцену – восточный владыка использовал Валериана, находящегося в коленно-локтевой позе, в качестве приступки, чтоб взобраться на коня.
Император так и умер в плену. Причем, по некоторым сведениям, весьма непростым образом. В глотку ему залили расплавленное золото, а потом еще и содрали шкуру, дабы изготовить чучело.
На Западе Империи в это время рулил сын Валериана Галлиен. Он вел тяжелые войны с алеманами, франками, готами. А тут еще после неприятности, случившейся с отцом, разом явилось множество узурпаторов. Этот период даже прозвали несколько позже «временем 30 тиранов». Разобраться со всеми, да еще остановить экспансию воодушевленных победой персов, было нереально.
И тогда Галлиен делегировал полномочия правителя Востока царю Пальмиры Оденату. Тот был одаренным полководцем. Он разгромил и ликвидировал узурпатора Квиета, а затем всерьез принялся за персов. Он нанес грозному Шапуру целый ряд поражений и даже взял столицу его державы Ктесифон. Под контролем Одената оказалась почти вся Месопотамия. Теперь он сам стал именоваться шахиншахом, а своего старшего сына Герода сделал соправителем.
Это решение стало роковым, поскольку никак не устраивало его вторую жену Зенобию, стремившуюся, разумеется, утвердить на престоле собственного отпрыска. Оденат был убит, а «веселая вдова» стала править от имени несовершеннолетнего «владыки».
Дама эта была интересная во всех отношениях. Поскольку помимо политических интересов у нее были широкие научные и гуманитарные. Пальмира стала центром притяжения для философов, поэтов, зодчих и скульпторов. Даже христианскому епископу Павлу Самосатскому она оказала поддержку.
Несмотря на склонность к любомудрию, у Зенобии случилось головокружение от успехов. Шутка ли, под ее контролем были не только Сирия и прилегающие территории, но даже Египет и большая часть Малой Азии. И если Оденат вплоть до своей трагической кончины действовал как полномочный представитель Рима, то Зенобия провозгласила независимость и суверенитет своей державы.
На Западе тем временем успели убить Галлиена. Пришедший ему на смену Клавдий II умер от чумы, но его преемник Аврелиан терпеть зарвавшуюся царицу не стал и, разобравшись с германцами, двинулся на восток. В битвах при Антиохие и Эмесе армия Зенобии была разбита, сама она взята в плен, а царство упразднено.
Аврелиан не был варваром, поэтому шкуру с Зенобии сдирать не стал, а всего лишь провел ее в золотых цепях в своем триумфальном шествии. После чего ей была выделена вилла в Тиволи, где она и проживала в дальнейшем, наслаждаясь красотами этого живописного местечка.
Так закончилась история Пальмирского царства. Но вот в середине XVIII века о нем вдруг вспоминают литераторы екатерининской поры. И провозглашают Санкт-Петербург Северной Пальмирой. Северной Венецией еще как-то где-то можно понять, но почему Пальмирой, развалины которой какой уж век к тому времени высились заброшенные в выжженных солнцем далеких краях?
Дело, думается, в императрице. Ее уподобляли Зенобии за ее тягу к Вольтеру, Дидро и прочим модным авторам. Подразумевали, что с античных времен такой многогранной личности, да притом еще и коронованной, слабый пол миру не являл.
Но век Екатерины минул. А прозвание осталось…