Битва за безмолвие. В поисках «византийства»

Ставракию удалось ускакать. Но он был тяжело ранен. Видимо был поврежден позвоночник. И для всех в Константинополе было очевидно, что это уже не император. Власть без какого-либо сопротивления перешла к зятю Никифора Михаилу Рангаве. Ставракия даже не стали добивать, он через несколько месяцев тихо скончался сам. Так болгары пресекли в зародыше возможную новую династию. И нанесли Империи тяжелейшее оскорбление.

Рангаве попытался немедленно смыть его кровью. Но и этот поход тоже был неудачен. Ровно через два года после катастрофы в Выршбинской теснине ромеи были разбиты под Адрианополем. Император бежал в Константинополь, где по настоятельному совету «друзей» отрекся от власти в пользу опытного полководца Льва Армянина. За покладистость Рангаве не стали убивать или лишать его каких-либо членов, а просто отправили в монастырь, где он благополучно пережил трех последующих императоров.

Через неделю после провозглашения императором Льва, Константинополь был окружен огромным болгарским войском. Ромеи с ужасом наблюдали, как язычники под стенами приносят кровавые жертвы. Впрочем, штурмовать город они при всей бесшабашности были неспособны.

Тогда хитрый Армянин пригласил Крума на переговоры. И в ходе оных на хана внезапно напали поджидавшие в засаде воины. Однако Круму удалось отбиться и уйти от погони. В бешенстве на коварство византийцев и одновременно на то, что Константинополь таки взять было нереально, он захватил и сжег Адрианополь.

Впрочем, на счастье императора, старый хан вскоре умер. А с его наследником был заключен мир. Арабы тоже перестали активно беспокоить, поскольку в Халифате начались внутренние разборки. И вот на этом фоне внешнего умиротворения император вновь разжег внутреннюю смуту, начав гонения на иконопочитателей. При этом он рассуждал крайне оригинально: «Вы видите, что все государи, которые признавали иконы и поклонялись им, умерли или в изгнании, или на войне. Только не почитавшие икон умерли своей смертью на престоле и, будучи с почетом перенесены в императорские усыпальницы, были погребены в храме Апостолов. Я тоже хочу подражать им и уничтожить иконы, чтобы после долгой жизни моей и моего сына царство наше держалось до четвертого и пятого поколения».

Между тем в Константинополь вернулся сосланный еще при Гениаке лидер иконопочитателей суровый аскет Феодор Студит.

Он заявил василевсу: «Бог поставил одних в Церкви апостолами, других пророками, третьих учителями и нигде не упомянул о царях. Цари обязаны подчиняться и исполнять заповеди апостольские и учительские, законодательствовать же в Церкви и утверждать ее постановления – отнюдь не царское дело!».

Кроме того, им был организован в Вербное воскресенье крестный ход монахов Студийского монастыря, (где он игуменствовал), шествовавших с высоко поднятыми иконами.

Разумеется, следствием стала новая ссылка. В заключении он не раз подвергался пыткам, но от истинного исповедания не отступал.

Это противостояние – яркое проявление противоборства Империи и Пустыни – Государства, посягающего на самые души подданных и монахов, воплощавших в себе тотальную духовную свободу отстаивать Истину вплоть до самой смерти. Ведь как только Империя стала христианской, уход христиан в Пустыню приобрел совсем другое значение. Они уже спасались не от физических гонений, но от духа века сего, проникавшего и в само здание Церкви. Они отступали в Пустыню, чтобы потом совершать как тот же Феодор контратаки, ведомые Духом Божьим.

А Армянин просчитался – никаких поколений его коронованных потомков не было в плане Господа…

Казалось бы, Лев был достаточно бдителен и вовремя раскрыл заговор одного из своих сподвижников Михаила Травла. Тот был схвачен и приговорен к сожжению. Однако богобоязненная супруга василевса уговорила того не устраивать казнь лютую в канун Рождества. Лев согласился. Но сторонники Травла напали на Армянина как раз во время праздничной службы. Он пытался отбиваться, но был изрублен прямо в храме.

Михаила Травла освободили и провозгласили императором, даже не успев снять цепей. Вскоре из ссылки был возвращен несгибаемый Феодор. И хотя новый император, как и прежний, икон не чтил, но и гонений на истинно верующих не учинял. И здесь отметим крайне важное и часто упускаемое. В эпоху иконоборчества истинно православным был Рим, а вовсе не Константинополь. И папы неуклонно поддерживали всех восточных борцов с императорской ересью.

Аргументация иконоборцев может казаться вполне убедительной до тех пор, пока мы не поймем, что икона – это никак не идол. Это с православной точки зрения – окно в Иное, в Царство Божие, которое пока мы «видим как бы как сквозь тусклое стекло», но это никак не повод окна наглухо заколачивать.

Оригиналы