Битва за Балтику

А они себя ждать не заставили. Едва посланный Бензельшерном доходяга перебрался на палубу шхуны и принялся звать шкипера, как из люков немедленно выскочило до двух десятков морских солдат с офицерами. Видно было, как насмерть перепуганный бедолага что-то говорит офицерам, показывая рукой туда, где он беседовал с лейтенантом. Тотчас же в этом направлении побежали солдаты во главе с русским офицером, с тем самым, которого Бенсельшерн недавно приметил у разъездных катеров на городской набережной.

Теперь Бензешерну стало предельно ясно, что вся его хитроумная затея лопнула и теперь надо спасаться самому.

Спустя несколько дней он пересек Зунд попутным торговым судном под видом домашнего учителя, едущего в услужение.

Разумеется, незадачливый лазутчик предполагал, что его провал вызовет недовольство начальствующего над морской разведкой флаг-капитана Клинта. Но Бензершен не думал, что расправа с ним будет столь жестокой.

– Ты трус и негодяй! – такими словами приветствовал его флаг-капитан герцога. – Ты подарил датскому королю двенадцать тысяч талеров, провалил столь важную для всех нас операцию, постыдно бежал и еще пытаешься что-то сказать в свое оправдание!

Онемевший Бензельшен судорожно мял в кулаке так и не принятый рапорт.

– Немедленно езжай обратно и не смей появляться в Карлскруне, пока хотя бы один из русских 100-пушечников не будет отправлен тобой на дно. Это твой последний шанс. Иначе королевский флот пополнится еще одним непутевым матросом. Ступай!

Развернувшись и печатая шаг, Бензельшерн вышел из кабинета флаг-капитана. Лейтенант теперь твердо знал, что не посмеет вернуться обратно, не исполнив королевского приказа, пусть даже ценой своей смерти.

Забегая вперед, скажем, что и на этот раз у шведского диверсанта ничего не получилось. Боясь наказания, Бензельшерн вернулся в Стокгольм лишь после войны.

Капитан-лейтенант Клинт тем временем уже докладывал о копенгагенской неудаче адмиралу Норденшельду. Оба выглядели подавленными. Ведь на бензельшерновскую диверсию шведский адмиралитет рассчитывал вполне серьезно, полагая, что ее успех обеспечит шведскому флоту в нынешней кампании противостояние лишь одной эскадры адмирала Чичагова. Теперь же стало очевидным, что придется сражаться сразу с двумя эскадрами, которые к тому же наверняка будут стремиться объединится, чтобы достигнуть перевеса в силах. И адмиралу, и капитан-лейтенанту было ясно, что предстоящая кампания легкой не будет.

* * *

В конце 1788 года наша Копенгагенская эскадра пополнилась сразу двумя коттерами-бригами, заботливо купленными послом – графом Воронцовым, в Англии. Коттеры были легки на ходу, маневренны и как нельзя лучше подходили для дозорной и посыльной службы. Названия им дали «Дельфин» и «Меркурий». Командиром последнего был определен англичанин на российской службе, Роман Кроун. На службе российской он был всего ничего, но уже успел выучить язык и жениться на петербургской девице Марфе Черкасовой, которая не осталась ждать мужа дома, а приехала к нему в Копенгаген.

Марфа была девушкой серьезной и вольностей не позволяла. Влюбленный англичанин вызывал вначале у нее только любопытство, потом привязанность и только потом любовь. Через месяц после знакомства Кроун сделал Марфе Никитичне предложение, которое было принято. Потом состоялись помолвка и венчание. Так англичанин Кроун нашел своего самого верного друга, ту, которая заменит ему Родину, будет неразлучна с ним в боях и плаваниях, будет рядом в дни печали и радости, ту, которая родит ему детей и воспитает внуков и, в конце концов, закроет ему глаза… Увы, не каждому в жизни удается найти и такую любовь, чтобы вот так сразу и навсегда. Кроуну посчастливилось, и с первых минут их встречи любовь к русокосой Марфе Никитичне слились для него воедино с любовью к России.

Капитан-лейтенант Кроун был натурой деятельной и непоседливой, а потому никогда не мог сидеть сложа руки. К примеру, капитан-лейтенанту очень не нравилось слабое вооружение его катера, и он был готов на все, чтобы эту несправедливость исправить. Это, разумеется, раздражало начальников. Всех, понимаешь, все устраивает, а этого – нет! По нему и штаты артиллерийские не такие, как надо, и судно его используют не так, как ему хочется! Отправить бы надоеду в Кронштадт, пусть там на адмиралтейском дворе поостынет! Но надоеда своих наскоков на начальство не прекращал.

– С моими пушками только мух бить, а не за шведами гоняться! – заявил Кроун при каждом удобном случае контр-адмиралу Повалишину.

– Разве четырнадцать орудий – это мало? – дивился тот.

– Мне надо бы двадцать пять! – дерзко отвечал капитан-лейтенант.

– Хватит и восемнадцати! – сказал, в конце концов, прижимистый Повалишин, которому изрядно поднадоели просьбы коттерного командира.

Пользуясь разрешением командующего, Кроун умудрился, однако, забрать с датского арсенала не восемнадцать оговоренных в накладной пушек, а двадцать две, да каких, не положенных ему по штату малокалиберных орудий, а новейших 24-фунтовых карронад!