Битва за Балтику

Никакого наказания Тревенин, разумеется, не понес. Безбородко с Воронцовым по-прежнему спали и видели своего любимца адмиралом, мечтая отдать ему весь Балтийский флот. Но после такого конфуза об адмиральстве нельзя было и думать. Более всего представителей иностранной партии печалило то, что, узнав о бездарной потере сразу двух кораблей, к англичанину охладела императрица. Тем более оказалось, многие из былых заслуг Тревенина дутые. Выяснилось и то, что англичанин участвовал в кругосветном плавании Кука, но не в качестве офицера (как он всем говорил), а в качестве… юнги.

Сам Тревенин потерей кораблей не особо печалился:

– Судьба сыграла со мной шутку и я здесь совсем ни при чем!

А чтобы ни у кого в том не было сомнений, тут же настрочил донос на Чичагова.

Узнав о доносе, адмирал изумился:

– Я, что ли, корабли на камни загоняю, вот еще шутник выискался!

Но начинать склоку не стал.

Впрочем, сам Тревенин в Ревеле не задержался, а почти сразу, сославшись на приглашение вице-канцлера, укатил в Петербург.

Едва Чичагов привел свои корабли в Ревель, как из Петербурга полетели возмущенные письма, требовавшие снова идти в море искать шведов.

– Там никого нет, шведы сидят в Карлскруне и до следующего года оттуда не вылезут! Чего без толку шататься по штормовому морю и ломать корабли! – отбивался адмирал.

Но его никто не слушал. Поняв, что плетью обуха не перешибить, Чичагов опять вывел флот в море. Этот поход остался в истории нашего флота ничем не примечательным. Шведы, разумеется, из Карлскруны так и не вылезли. Зато наши сразу угодили в полосу штормов. Целый месяц непрерывных шквалов привели к тому, что командиры начали один за другим поднимать сигналы бедствия. «Всеслав» и «Ярослав», Святой Петр» и «Саратов», «Победослав» и «Прямислав» – все текли и теряли рули.

– Еще две-три недели – и мы, за здорово живешь, погубим весь флот! – не находил себе места командующий.

В середине октября, плюнув на Петербург, Чичагов самовольно прерывал кампанию и вернул флот в Ревель на ремонт. В столице холодно промолчали. Ревельский порт не мог принять так много кораблей, а потому Чичагов оставил там всего десяток линейных вымпелов, а остальные двадцать два отправил в Кронштадт, где их могли за зиму подготовить к будущей кампании. Сам он остался в Ревеле, а в Кронштадте старшим флагманом определил Круза.

В Финском заливе к концу кампании вообще творилось черт знает что. Флотом пытались командовать все сразу и по отдельности: Императрица, вице-президент коллегии граф Чернышев, вице-канцлер Безбородко и даже посол в Англии граф Воронцов. Каждый слал свои собственные указания, которые зачастую противоречили друг другу. В результате этой вакханалии никто никому не подчинялся. Чичагов с основным флотом плавал сам по себе. Круз со вспомогательной эскадрой сам по себе сторожил устье Финского залива, а державший пост у Борезунда Тревенин, слал письма только вице-канцлеру и никому более. Все понимали пагубность происходящего, но поделать ничего не могли.

Чичагов грустил:

– Эх, нету здесь Потемкина. Светлейший бы быстро порядок навел и все под одну длань взял – и флот, и армию!

Но второго Потемкина в России, увы, не было.

В сентябре противостоянию двух корабельных флотов был дописан еще небольшой эпилог. Так как у Поркалауда нам долго и успешно удавалось отражать все нападения и не давать шведам снабжать армию, это побудило Густава отправить в Карлскруну особое секретное распоряжение. Как только наш Балтийский флот прервал блокаду шведской базы и удалился в Кронштадт и Ревель, из Карлскруны вышел полковник Фуст с тремя линейными кораблями, тремя фрегатами и несколькими транспортами. Густав безумно желал сам поставить последнюю точку в этой кампании.

Четвертого сентября он прибыл к Гангуту, где собрал сведения, а через два дня увидел наши силы у Поркалауда. Корабли Фуста были окрашены в цвета русских кораблей и снабжены нашими флагами и вымпелами. С точки зрения рыцарского ведения войны это было весьма подло. Но «король-рыцарь» не чурался ничем. Ему ли, начавшему войну с дешевого маскарада, не продолжать и дальше в том же духе. Однвоременно на юге шведами было усмотрено значительное число судов, державших курс на Ревель.

Ну, ладно, на войне так на войне! Казалось бы, если спектакль уже начат, так надо его и продолжить. Но боевой пыл шведов исчез быстро. Усмотрев нашу эскадру, шведская тут же повернула вспять, так и не сделав ни одного выстрела.

Историк пишет: «Не было даже сделано попытки остаться где-нибудь поблизости и предпринять впоследствии атаку, которая, наверно бы, удалась и значительно облегчила бы положение армии. Хотя приказ короля и нельзя не признать странным, а самое предприятие чрезвычайно рискованным, тем не менее отказ от этого предприятия у самой цели, несомненно, свидетельствует о недостаточной энергии его руководителя».