Битва стрелка Шарпа

Драгуны были союзнической тяжелой кавалерией: рослые, сильные мужчины на крупных лошадях, вооруженные длинными, тяжелыми палашами с прямым клинком. Они не неслись в атаку галопом, а ждали, когда вперед бросится полк противника, и тогда неспешно двигались навстречу. Сержанты требовали от солдат держать строй и успокаивать лошадей, и лишь в самый последний момент, когда неприятель находился уже на расстоянии пистолетного выстрела, горнист подавал сигнал к атаке, коней пускали галопом, и драгуны, издавая боевой клич, кромсали вражеских всадников. Вот тут-то палаши показывали, чего они стоят в рубке. Драгун без труда отводил в сторону легкую саблю французского шассёра и вынуждал наездника пригибаться к конской шее, чтобы уклониться от клинка, которому позавидовал бы и мясник. Сталь билась о сталь, раненые лошади ржали и вскидывались на дыбы, затем труба возвещала отбой и драгуны откатывались назад. Случалось, их пытались преследовать, но британцы и немцы дрались в непосредственной близости от своей пехоты, и приблизившийся француз становился легкой добычей для вооруженной мушкетами роты. Это была тяжелая и грязная, построенная на жесткой дисциплине работа, и каждая контратака имела свою цену в людях и лошадях, но в конечном счете вражескую кавалерию удалось усмирить, благодаря чему девять пехотных батальонов продолжили путь на север.

Фланги отступающей 7-й дивизии были прикрыты огнем конной артиллерии. Канониры стреляли картечью, которая превращала лошадь и седока в жуткое месиво из плоти, ткани, кожи, стали и крови. Пока пехота отступала, пушки успевали дать четыре или пять залпов; затем спешно подъезжали упряжки, лафеты крепились к передкам, артиллеристы запрыгивали в седло и, подстегивая животных, уносились прочь, чтобы не попасть под горячую руку разъяренным французским кавалеристам. Оказавшись под защитой мушкетов, канониры спрыгивали с лошадей еще до того, как те успевали остановиться. Пушку отцепляли, передок откатывали в сторону, лошадей уводили; через несколько мгновений гремел залп и французский эскадрон отходил, получив свою порцию картечи.

Французская артиллерия сосредоточила огонь на пехоте. Ядра дырявили шеренги; гранаты, взрываясь, поднимали фонтаны крови в десять футов высотой.

– Сомкнуть строй! Сомкнуть строй! – кричали сержанты, молясь, чтобы азартная вражеская кавалерия заслонила собственные пушки и тем самым положила конец обстрелу.

Но кавалерия знала, как не мешать артиллерии и когда допускать к делу пехоту. Всадники отъезжали в сторону, уступая место мушкетам и пушкам и давая передохнуть лошадям, пока пехотинцы противника, британцы и португальцы, умирали.

И те умирали. Девять поредевших батальонов едва тащились к северу, оставляя кровавый след на утоптанной траве, и этот тихий ход грозил обернуться полной остановкой, когда от дивизии осталось бы девять горсток чудом выживших в бойне солдат, теснящихся вокруг своих драгоценных знамен. Французская кавалерия, видя, как тает вражеская дивизия, дожидалась идеального момента для последней атаки, для coup de grâce[6]. Группа шассёров и кирасир поскакала к небольшой, поросшей лесом возвышенности. Возглавлявший ее офицер надеялся под прикрытием леса пробраться в тыл неприятельских батальонов и захватить с полдюжины знамен одним решительным наскоком. Он первым поднимался по склону, его люди тянулись следом, как вдруг леса заволокло пороховым дымом. Французы никак не ожидали наткнуться здесь, в лесу, на вражеский залп.

Командир кирасир вылетел из седла с пробитым в трех местах нагрудником. Его нога застряла в стремени, и он закричал, когда раненая и испуганная лошадь потащила его по траве, оставляя кровавую полосу. Ему все же удалось высвободить ногу; еще несколько мгновений он судорожно дергался в траве, а затем умер. Вместе с командиром упали еще восемь всадников. Некоторые, оставшись без коня, вынуждены были бегать в поисках осиротевшей лошади, тогда как их товарищи поспешили ретироваться.

Выбежавшие из леса стрелки в зеленых мундирах принялись за дело: с убитых и раненых кавалеристов снимали все, что могло сойти за добычу. Кирасы обычно использовались в качестве тазиков для бритья и сковородок, и даже пробитую пулей кирасу мог залатать знакомый кузнец. Вслед за зелеными кителями на опушку вышли батальон красномундирников, кавалерийский эскадрон и батарея конной артиллерии. Полковой оркестр играл «За горами, далеко», а из леса выходило все больше красномундирников и «саранчи».

Прибыла Легкая дивизия.

* * *

Фургон с боеприпасами неуклюже полз через поля вслед за идущей быстрым шагом Легкой дивизией. Одна из осей фургона визжала, как терзаемая чертями грешная душа, так что вознице пришлось извиниться за досадную неприятность.

– Смазал жиром, – сказал он Шарпу, – причем аж два раза. Лучший свиной жир, какой только можно достать, но не помогло – как визжала, так и визжит. А началось это в тот день, когда не стало нашей Бесс. Вот я и думаю: это Бесс дает нам знать, что она тут, ковыляет где-то рядом.