Читаем Битва на поле Куликовом полностью

А чтобы он еще лучше понял, Арапша бросил ему мешочек с татарскими деньгами. Князек не ожидал подарка уже сейчас — не успел схватить подачку. Мешочек звякнул, упав на пол у его ног.

А дальше события пошли так, как определил их Арапша. Князь Дмитрий Константинович, узнав от мордовцев вести о татарах, устроил совет. И порешили бояре и воеводы выступить за реку Пьяну.

— Мой сын Иван поведет вас! — заключил совет нижегородский князь.

В знойный безветренный день выехали русские из ворот города.

Под жгучими лучами солнца доспехи, надетые на воинов, стали горячими.

Люди, распаренные, как в бане, не понукали коней. И вдруг, как дождь с неба, пришла радостная весть: царевич Арапша не здесь, а на Волчьих водах, потому что страшится встречи с Русью.

Вот счастье-то! Поснимали князья, бояре да воеводы доспехи, сложили их на телеги. И оружие туда же. Иные и кафтаны поскидывали. Привольно-то как в легких одеждах. И ратники тоже вслед за ними.

На пути селения, а в них всегда можно найти хмельные меды, пиво да брагу. И начало войско пить да веселиться, устроили в один из дней знатные люди охоту на диких зверей. Словно они не в походе ратном, а дома, развлекаются после шумного пира.

…За хорошее вознаграждение мордовские старшины верно служат проводниками у Арапши. Незаметно, скрытыми дорогами подвели они татар к разгулявшемуся русскому стану.

Разделил царевич свое войско на пять полков и второго августа в послеобеденное время на берегу реки Пьяны напал на русских.

И началось кровавое похмелье. В суматохе и панике ринулись воины к телегам с оружием и доспехами. Где уж тут надеть кольчугу… Схватить бы побыстрее копье или хоть рогатину. Рубить бы врага боевыми топорами, да они еще не насажены на рукояти.

Побежали русские ратники. Гнал Арапша их, не давая времени опомниться.

Тем, в кого не воткнулись татарские стрелы, кого не разрубили кривые сабли, надо было убежать от плена. Бежали кто как мог.

Князь Иван, сын Дмитрия Константиновича, прискакал к реке Пьяне, на коне въехал в нее и утонул. И не он один. Множество людей не избежали его участи. А еще больше попало в плен: и князей, и бояр, и простого воинства.

Одержав победу, Арапша двинулся к Нижнему Новгороду. Князь Дмитрий Константинович спасался в Суздале. И горожане покинули город: каждый уходил от врага как мог. У которых были ладьи, уплыли по Волге к Городцу.

Пятого августа татары ворвались в беззащитный Нижний Новгород и стали ловить не успевших убежать жителей.

Когда город дочиста ограбили, зажгли его татары со всех сторон, а сами ушли домой, уводя за собой бесчисленный полон…

<p>СМЕРТЬ МИТРОПОЛИТА АЛЕКСИЯ</p>

Митрополит Алексий стал совсем стар и дряхл. Пора было подумать о преемниках. Самым подходящим ему казался Сергий Радонежский, потому что больше всего скорбел он о печалях русской земли, не помышлял о личном величии и своих выгодах. И умом светел, и верой тверд. Размыслив так, Алексий призвал к себе игумена Сергия из Троицкой обители.

Долгой была их беседа. А затем Алексий повелел вынести митрополичий крест, украшенный золотом и драгоценными каменьями.

— Чувствую я, что приближаюсь к концу моему, — сказал он, глядя на Сергия Радонежского пристально. — И желаю, пока жив, назначить митрополита сам. Тебя я избрал, Сергий.

— Нет! Это не для меня, — тихо, но решительно возразил Сергий, — не по мне сан, владыка, прости меня. Кто я? Грешный человек. Молю тебя, святитель: пусть минует меня сия честь.

Но не хотел митрополит отказываться от принятого решения.

— Слушай меня, Сергий, — возвысил он голос. — Прими мое благословение. О Руси печалясь, прошу тебя, игумен. — С этими словами Алексий надел на Сергия крест.

На какое-то мгновение воцарилось молчание.

Дивно было видеть на старенькой, заплатанной самим Сергием ризе крест, сияющий золотым блеском и искрящийся каменьями-самоцветами.

— Прости меня, святитель Алексий, — еще тверже заговорил Сергий. — В юности я не был златоносцем, а в старости еще больше хочу пребывать в нищете и скромности. Золото порождает зависть, из-за него проливается кровь.

— Знаю, знаю я это! — подавляя раздражение, сказал Алексий. — Но нет никого достойного, кроме тебя. Теперь же поставлю тебя епископом, а после моей смерти сядешь на митрополичьем престоле. Такова моя воля.

— Внемли мне, святитель! — горячо воскликнул Сергий. — Юношей я ушел из мирской жизни. Ушел в дремучий лес от несправедливости и жестокости мирской, где сильный обижает слабого, где человек делает несчастным человека. Только топор и лопату я взял с собой, чтобы своим трудом добывать себе хлеб насущный. Я ходил в рубище, знал лишь труд и молитвы. Как я надену роскошные митрополичьи одежды? Я не могу жить в окружении слуг. В твоих покоях, святитель, я перестану быть Сергием. Люди разуверятся во мне, а я им нужен.

— С митрополичьего места твой голос будет слышнее, — не сдавался Алексий, — он будет звучать как набатный колокол по всем землям русским.

— Нет, святитель, мой голос станет еле слышным, — сказал Сергий, глядя на Алексия. — Люди не узнают меня в митрополичьем сане.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза