Битва на поле Куликовом

С этими словами Сергий, осторожно поддерживая одной рукой драгоценный крест, другой снял с себя золотую цепь. Грубые, как у простого крестьянина, темные от работы и непогоды руки Сергия передали крест Алексию.

В глубине души митрополит всея Руси понимал, что Сергий Радонежский прав. Но — владыка всевышний! — кому передать все огромнейшее богатство митрополичьего двора и всю его независимость? В чьи надежные руки? Нет преемника… И бессильно метался Алексий по своим богатым покоям.

В этот час неспокоен был и великий князь Дмитрий Иванович. Он знал, что Сергий у отца Алексия, знал, зачем его позвали в митрополичьи покои. И с нетерпением ждал конца беседы. Дмитрий не хотел видеть Сергия Радонежского митрополитом всея Руси. Он, как и все, преклонялся перед мудрым старцем, с трепетом принимал его благословение, не смел перечить ни единому слову, произнесенному тихим, кротким голосом. Однако другого человека хотел князь видеть на митрополичьем престоле.

Всю жизнь учил и наставлял его Алексий приводить князей под свою руку, и вот пришло время, когда великий князь желает иметь митрополита, подвластного ему, обязанного своим поставленьем великому князю.

И он нашел такого человека — это красивый и статный безвестный Митяй, что живет и служит в Коломне. Ему быть митрополитом.

Дмитрий подходил к палатам митрополита, когда увидел: уходит из Кремля игумен Сергий. Как всегда, он идет пешком, высокая тощая фигура его выделяется среди крепких, одетых в дорогие одежды бояр, которые почтительно провожают старца.

Уходит! Стало быть, не согласился…

Тяжело дыша — тучен стал великий князь за последние годы, — поднялся он по крутой лестнице в покои Алексия. Едва дух переводил. Вошел он к митрополиту в то мгновенье, когда Алексий держал в руках крест, отвергнутый Сергием, рассматривал его с таким вниманием, будто видел впервые.

Дмитрий сразу приступил к делу:

— Благослови, отче, после себя на митрополию всея Руси Михаила, архимандрита коломенского!

— Митяя? — изумился Алексий. — Кто он? Один из коломенских попов? Что тебе в нем?

Дмитрий, скрыв тайную причину, сказал:

— Грамоте он добре горазд, в нем сила книжная. Никто, как он, не может книги читать и толковать. Его речь легка, чиста и громогласна.

— Высок и напруг, плечи велики и толсты, — перебивая Дмитрия, гневно сказал митрополит. — Охоч до яств мирских…

— Голос его прекрасен, — не слушая наставника, горячо продолжал великий князь.

— А вид каков? — повысил голос Алексий. — Борода плоска и долга, лицом красен, нет на облике его отсвета небесного. Как на игумене Сергии, — с грустью добавил он.

— Память у него велика, — не унимался Дмитрий. — Он помнит древние повести, книги, притчи, и духовные и житейские. Никто, как он, не может говорить.

— Митяй не будет митрополитом! — завершил спор Алексий. — Ему еще подобает побыть монахом и обучиться благим делам и нравам, да и всему прочему, что должен знать митрополит.

Но Дмитрий не отступил. Он снова — и не один раз — приходил к Алексию просить за Митяя, посылал с этой же просьбою двоюродного брата Владимира Андреевича, сановитых бояр. Митрополит всея Руси был непреклонен.

— Нет! — невозмутимо отвечал он всем.

На мольбы Дмитрия, на его уговоры и даже понуждения старый митрополит не отвечал. Он оставался непреклонным.

В январе 1378 года худо стало восьмидесятипятилетнему Алексию. А второго февраля, едва рассвело, попросил позвать к себе князей Дмитрий, Владимира и старейших бояр.

Все собрались вокруг постели, затаив дыхание, ловили еле слышные отдельные слова умирающего старца:

— Господи, пошли князю Дмитрию… Володимеру… детям… воинству… Помоги одолеть…

Его голос звучал все тише и тише, пока совсем не смолк. Дмитрий наклонился над ним, слезы текли по его щекам. Плакали все. Навек уходил от них близкий человек.

Печально звонили и по всей Руси колокола…

* * *

Вскоре после похорон Алексия Митяй по повелению великого князя переселился на митрополичий двор — Дмитрию не терпелось самому посадить митрополита на Руси.

И начал Митяй ведать делами церковными — рад собирать дани, и оброки, и пошлины, все церковные доходы в свою казну.

Он важно расхаживал по палатам покойного Алексия, напуская на себя гордый и суровый вид. И была у него ото всех тайна: зеркальце веницейской работы в серебряной, изукрашенной узорами оправе. И Митяй, обрядившись в мантию и белый клобук, надев тот самый крест, что отдавал Алексий Сергию, взяв в руки злат посох, подолгу любовался собой.

Громкий голос нарушал привычную тишину покоев. И сотворялись перед ним и честь и слава. Служили ему и сопровождали его при выходах многочисленные бояре и отроки. А во время богослужения восседал Митяй в алтаре, на митрополичьем месте.

И никто не мог противостоять ему: ибо смелый очень и грозный был этот поп Митяй! Он приказывал сажать в темницу, смирять непокорных железными веригами[13]. И не только священников, но и игуменов, и архимандритов, и епископов: пусть и в уме, тайно не помышляют перечить ему.