Безымянный мир

– Тогда я тебе не завидую. Да ты и сам во всем со временем разберешься, поверь. Значит, правила простые. Приспичит поссать, будишь меня. Один ночью никуда не выходишь, да и часовой не выпустит. В доме есть параша на тот случай. Имей в виду, самое безопасное на всей Базе место для тебя здесь… Я понимаю, что тебе пришлось пережить, но большая просьба по ночам не кричать. Понял? Ну, тогда спим.

Сон не шел – уж очень трудным оказался этот день. Натруженные ноги и спина гудели, но не так сильно, как Хантер того ожидал. Побои практически не давали о себе знать – а ведь времени прошло уже порядком, хотя как болят отбитые бока, до этого дня он знал лишь понаслышке. Вместо боли и усталости по телу разливалось приятное тепло и какая-то нега. Не иначе как действие местного чудо-молока, витаминной инъекции или той настойки, что охотник капнул в порцию гостя. Загадочный Тагир дал ответы на многие вопросы, но сколько их еще осталось!

Было слышно, как в соседней комнате заплакал маленький ребенок, а на улице начальник караула хриплым голосом проводил перекличку ближних часовых на вышках – не заснул ли кто на посту.

Кто-то прошаркал по коридору, не иначе в туалет – пристройку с высоким металлическим помостом и прорезанными отверстиями. По пути домой Тагир показал эту жизненно необходимую достопримечательность, на удивление почти не выдававшую свое местонахождение характерным запахом. Все нечистоты, накопленные за день, вывозились на утилизацию в какой-то конвертер. А если кто случайно мазал мимо бака, то за дело брался толстый-толстый слой мха, покрывавший бетонные плиты пола.

Странный мир, думал он, засыпая, зачем я здесь?

2 день 8 декады Мёртвого Сезона.

Ночь пролетела как одно мгновение. Огромных трудов Хантеру стоило встать с койки – усталые мышцы и повреждения заявляли о себе в полный рост. Витамины и порция молока с каплей какого-то средства из таинственной бутылочки привели парня в чувство. Синяки созрели, ссадины закорели, свежие шрамы зудели – в целом дело обстояло не столь критично. После скромного завтрака из заваренной кипятком ореховой каши парень смог самостоятельно одеться и снарядится. Для обхода охотничьих угодий Тагир выдал стажеру лопатку, топорик, очки, респиратор и перчатки, чтобы защитить глаза и легкие от насекомых и яда рептилий, а руки от ожогов. Мох не любит, когда его тревожат, и умеет защищаться.

Свежесть раннего утра отравила толпа работяг из барака. Рабы производили тяжкое впечатление – грязные, оборванные, сутулые – у многих на лицах следы побоев. Естественно очки и перчатки им не полагались. Вместо респираторов они пользовались тряпками. Некоторые находились в прострации, не отдавая себе отчет, куда они идут и зачем у них в руках инструменты и мешки. Хантер уже видел подобное, когда они с Данией нашли Гошу – тот явно не понимал где он и кто он, однако когда его спросили, будет ли он есть, Гоша вскочил и криками бросился бежать. Так и эти рабы двигались как зомби, куда скажут, а зачастую направят ударом дубинки надсмотрщики. На воротах зевала новая смена вооруженных грязнуль и оборванцев, отличающихся от несчастных работников наличием оружия, да сытыми мордами. Рабский парад не являлся для них чем-то особенным. Каждый из них видел, чего избежал. Никакого сочувствия в глазах охраны, лишь скрываемый за бравадой, наглостью и цинизмом страх за свое место, более сытую и менее беспросветную жизнь.

На выходе из ворот стажер несколько минут обозревал руины мёртвого города. Двое суток Хантер наблюдал апокалипсический пейзаж с разных точек, но демон разрушения, живущий в каждом человеке, так и не насытился жутким зрелищем. Скелет гигантского мегаполиса, протянувшийся на десятки километров, закрывал половину неба. Серая в подпалинах громада разрушенного войной города нависала над Базой, которая казалась осколком кирпича у подножия многоэтажки, а человек и вовсе жалким микробом. Глубина падения местной цивилизации потрясала воображение Хантера при каждом взгляде на окружающие его новое место жительства руины. Не просто огромная, а колоссальная пропасть пролегала между узнаваемыми чертами былой величественности и современным убожеством, в липкой вони которого копошилось одичавшее племя двуногих. Повелителей, ставших червями.

Мёртвые глазницы поверженных башен смотрят сквозь него – мелкого человечишку, своего бывшего хозяина. И руки бетонных и стальных балок с отрубленными огненной косой пальцами воздеты не в его честь. Творение человека, обезображенное и обреченное им на медленную смерть, давно отреклось от своего создателя…

Порыв ветра бросил в лицо уже знакомые запахи – ржавого железа, холодного бетона, старого пожарища и подземелий, заваленных костяками жителей. Блуждающий в лабиринте руин ветер вяло собирал мусор и звуки: шорохи, скрежет, шум осыпающихся камней, катающихся ржавых банок, стоны перегруженных балок и перекрытий.