Ланкастер жадно выпил воду. Манеры Харриса действовали обезоруживающе, и физик начал успокаиваться. Это просто… ну, просто ошибка. А может, выборочная проверка. Бояться нечего. Его не отправят в лагерь – не его. Такое случается с другими, но не с Алленом Ланкастером.
– Вам делали прививку против неоскопа? – спросил Харрис.
– Да. Это обычно в моей работе и при моем уровне допуска. На случай, если нас похитят, но зачем я вам говорю это?
Ланкастер попытался улыбнуться. Он чувствовал, что лицо его застыло.
– Гм. Да. Это плохо.
– Конечно. Я не возражаю против использования детектора лжи.
– Отлично, отлично. – Харрис улыбнулся и сделал жест одному из полицейских с бесстрастным лицом. – Я рад, что вы готовы сотрудничать, доктор Ланкастер. Вы не представляет, от каких хлопот избавляете меня – и себя самого.
Ему задали несколько безвредных калибровочных вопросов. Потом Харрис, по-прежнему улыбаясь, сказал:
– А теперь, доктор Ланкастер, расскажите, где вы на самом деле были этим летом.
Ланкастер почувствовал, как сердце подпрыгнуло в груди, и с ужасом понял, что прибор регистрирует его реакцию.
– Я был в отпуске… – сказал он, запинаясь. – Поехал на Юго-запад…
– Гммм… Машина с вами не согласна.
Харрис оставался озорно добродушным.
– Но это правда! Вы можете проверить…
– Знаете ли, есть такая вещь, как двойники. Послушайте, давайте не будем тратить всю ночь. У нас обоих есть много других дел.
– Я… слушайте. – Ланкастер пытался подавить панику и говорить спокойно. – Предположим, я лгу. Машина скажет вам, что я делаю это не из-за предательства. Есть вещи, которые я никому не могу сказать без разрешения. Например, если вы спросите меня о моей работе в Проекте – я ничего не смогу вам сказать. Почему бы вам не проверить по обычным каналам Безопасности? Был человек, по имени Берг – так он во всяком случае себя называл. Вы узнаете, что все это согласовано с Безопасностью.
– Мне можете все рассказать, – мягко сказал Харрис.
– Не могу. Не могу никому ниже президента. – Ланкастер спохватился. – Конечно, если я действительно провел лето не в отпуске. Но…
Харрис вздохнул.
– Я этого боялся. Мне жаль, Ланкастер. – Он кивнул полицейским. – Начинайте, ребята.
Ланкастер несколько раз терял сознание. Его возвращали к жизни стимулирующими инъекциями, энергично хлопали по щекам и продолжали работать. Время от времени они отпускали его, и перед ним из тумана боли возникало лицо Харриса, улыбающееся, дружелюбное, сочувственное. Харрис предлагал сигарету или глоток виски. Ланкастер всхлипывал. Больше всего в жизни ему хотелось сделать то, о чем просит этот добрый человек. Но он не смел. Он знал, что бывает с теми, кто выдает государственные тайны.
Наконец его снова бросили в камеру и оставили в покое. Придя в себя от беспамятства – это был очень медленный процесс, он понятия не имел, сколько прошло дней или часов. В камере был кран, и он жадно напился, его вырвало, и он сел, зажав голову руками.
Пока, тупо думал он, ничего особенно плохого с ним не сделали. Берг предпринял тщательные предосторожности, настолько тщательные, что пока Харрис не нашел ни следа того, что произошло летом, и действует только на основе подозрений. Но что прежде всего заставило его подозревать? Анонимный донос – но чей? Может, какой-то враг, какой-то конкурент в Проекте решил таким образом избавиться от начальника сектора.
В конце, устало подумал Ланкастер, он все равно расскажет. Почему бы не сделать это сейчас? В таком случае его только расстреляют за то, что обманул доверие Берга. Это будет легкий выход.
Нет. Он еще продержится. Всегда есть слабая возможность.
Дверь камеры открылась, и вошли два надзирателя. Он уже не отшатывался от них, но на пути в помещение для допросов его пришлось поддерживать.
Здесь сидел Харрис. Он по-прежнему улыбался.
– Как поживаете, доктор Ланкастер, – вежливо с казал он.
– Не очень хорошо, благодарю вас.
От улыбки заболело лицо.
– Мне жаль это слышать. Но на самом деле это ваша вина. Вы это знаете.
– Я ничего не могу вам сказать, – ответил Ланкастер. – Я давал Безопасности клятву. Я не могу говорить об этом ни с кем ниже президента.
Харрис выглядел раздраженным.
– Вы ведь не думаете, что у президента только и дел, что бежать к каждому врагу государства и выслушивать его признания?
– Говорю вам, тут какая-то ошибка, – умоляюще сказал Ланкастер.
– Я согласен. И ошибку допустили вы. Начинайте, ребята.
Харрис взял журнал и начал читать.
Немного погодя Ланкастер стал думать о Карен Марек. Это помогло ему держаться. Если они там, на станции, узнают, что с ним случилось… они его не забудут, но не станут делать вид, что никогда его не знали, как обычно поступают мелкие трусливые люди на Земле. Они будут говорить о нем и попытаются спасти своего друга.
Удары приходили как будто очень издалека. На станции так никогда не делают. Ланкастер понял это, но не удивился. Это самое естественное в мире. И теперь, конечно, он никогда не заговорит.
Может быть.