На яхте расположился отряд солдат, и молодая женщина, которую постиг столь жестокий удар в то время, когда она наслаждалась полным счастьем, вся бледная, направилась к лестнице, которая вела в ее каюту. Там она могла по крайней мере дать волю своим слезам.
Несмотря на все негодование, которое овладело экипажем корабля от боцмана до юнги, никто не пробовал протестовать, сознавал, что это бесполезно. Но по горящим гневом глазам, нахмуренным лицам и сжатым кулакам этих верных людей можно было догадаться, что происходило в их душах. Ах, если бы соотношение сил было хотя бы один к пяти, да еще если бы они находились вне досягаемости выстрелов пушек цитадели! Какое сопротивление они могли бы тогда оказать, как досталось бы этим «красным курткам»!
Миссис Клавдия увидела у лестницы боцмана, который почтительно снял шляпу и сказал ей дрожащим голосом, заставившим забыть про его смешной провансальский выговор и обнаружившим его способность к сильным чувствам, которых никто не заподозрил бы у этого колосса.
– Сударыня, наш капитан ушел от нас, и вы для ваших честных и преданных слуг остаетесь здесь первым лицом после Бога. Мы вам предлагаем все, что привязанность, преданность и уважение могут внушить людям, не лишенным сердца!
Рулевой Джонни подошел к разговаривавшим, теребя свою шерстяную шапку.
– Да, сударыня, – прибавил он, смахивая жесткой ладонью слезу, – француз хорошо сказал. Мы преданы вам телом и душой, вы можете положиться на экипаж «Пеннилесса».
Бедная женщина, тронутая этими безыскусными выражениями теплого чувства, с трудом прошептала:
– Благодарю вас, друзья, благодарю от всего сердца! Когда она скрылась, провансалец надел свою фуражку, хлопнул по ней с такой силой, что этот удар мог бы свалить быка, и заворчал:
– Черт возьми! Вот так приключение, за него дорого заплатят эти лгуны, «красные куртки»!
Меж тем ландо быстро домчало до центра города. Сильная давка заставила лошадей перейти на шаг. Улицу запрудила огромная толпа, но толпа молчаливая и сосредоточенная, состоявшая большею частью из европейцев: солдат, моряков, чиновников, шедших пешком и сопровождаемых многочисленными экипажами, в которых ехали представители высшей аристократии, торговой, военной и административной, – одним словом, вся Калькутта. Эта толпа провожала гроб, весь покрытый цветами, за которыми шли двое убитых горем детей-подростков, брат и сестра. Капитан Бессребреник снял шляпу, а офицер отдал честь.
– Это – похороны леди Ричмонд, убитой туземцем! – сказал он своему пленнику, бросая на него подозрительный взгляд.
– За гробом идут, вероятно, дети покойной? – спросил капитан.
– Да! А их отец, майор Леннокс, герцог Ричмондский, сражается в настоящее время с афридиями, которые по наущению тайных агентов подняли знамя восстания против королевы!
– Бедные дети, бедный отец! – пробормотал капитан яхты с состраданием, не замечая насмешливого выражения лица офицера.
Печальная процессия медленно миновала их, и экипаж снова увеличил скорость. Вскоре он остановился у дверей главной тюрьмы.
Офицер отдал своего пленника под расписку тюремным служащим, которые тщательно обыскали его, составили опись его бумаг и вещей и отвели в тюремное помещение с огромными решетками на окнах. Капитан Бессребреник, человек энергичный и решительный, оставшись один, не предался отчаянию, подобно тому, как делают обыкновенные смертные, когда их постигает неожиданная и незаслуженная катастрофа. Он сел на деревянную скамеечку, прикованную крепкой железной цепью, и попытался смело взглянуть в лицо грядущим событиям. Не предаваясь бесплодным жалобам и сожалениям, он вывел из всего случившегося следующее заключение:
«Нужно на все смотреть серьезно, но не трагически. Я сделался жертвой глупой ошибки или злых умыслов; буду же терпеливо ждать событий и предоставлю все времени. Такой человек, как я, не может вдруг исчезнуть, как шарик у фокусника… Что же касается моей милой Клавдии, ее мужественная душа не знает ни робости, ни боязни. Она твердо перенесет этот удар, который, правда, поразил нас как раз в то время, когда мы были так счастливы, но который не уничтожит и даже не поколеблет нас».
Прошло около двух часов, индусский служитель вместе с европейским смотрителем принес заключенному обед, не особенно обильный, но вполне съедобный. Он уничтожил его, как человек, умеющий приспосабливаться ко всему, и, чувствуя себя достаточно подкрепленным, стал терпеливо ждать, прислушиваясь время от времени к зловещему бою невидимых часов. Так прошел почти весь день, и Бессребреник думал уже, что его намеренно оставят в покое до следующего дня, как вдруг дверь отворилась, гремя запорами.
В комнату вошли шестеро солдат в красных мундирах со штыками под командой сержанта с револьвером в руках.
Только что пробило пять часов.
– Следуйте за мной! – грубо скомандовал унтер-офицер.