По знаку старшего матроса они уцепились за борт, с трудом вскарабкались и упали в изнеможении на скамейки. Необъяснимая ярость гавиалов, вместо того чтобы утихнуть, разгорелась еще сильнее, если это только было возможно. Они кинулись на китоловную лодку и окружили ее. Их было около ста, и притом огромных животных; они глухо рычали, высовывались до половины туловища из воды, хватались за борт своими огромными лапами, с когтями и перепонкой, открывали пасти, из которых вырывалось зловонное дыхание. Положение матросов и индусов становилось поистине ужасным. Лодка, которую трясли и дергали за все концы, качалась и готова была перевернуться. Безоружные гребцы отбивались веслами, защищались, как могли, и, несмотря на свое испытанное мужество, дрожали перед этими чудовищами, которые открывали пасти и каждую минуту готовы были их проглотить. Капитан яхты, который видел всю опасность их положения, быстро скомандовал в рупор: «Вперед, осторожно!» Потом прибавил: «Марий, карабины!» Боцман предвидел приказание. Прежде чем капитан успел его произнести, провансалец, как ветер, кинулся к штурвалу, снял три винчестера, вернулся на палубу, вскарабкался на четвереньках на мостик, на котором стояли капитан и его жена, и подал им по ружью, а третье взял себе. В тот самый момент, когда яхта тронулась с места, все трое с удивительным хладнокровием открыли огонь. Они находились теперь в четырехстах метрах от лодки, которой грозила опасность.
Три выстрела последовали одновременно, и звук их слился. Затем последовал второй залп, за ним – третий. Все трое стреляли превосходно. Можно было проследить полет снарядов, которые падали с удивительной точностью, вызвав крик изумления у экипажа. Китоловная лодка, матросы, крокодилы составляли движущуюся, смешанную группу, где трудно было различить предметы в отдельности. Малейшая ошибка могла бы повлечь смерть бедных людей, которые отбивались с отчаянной энергией. Но пули летели все с той же меткостью. Они попадали в крокодилов, заставляли разлетаться роговую чешую, пронзали их холодное, мягкое тело, раздробляли кости. Менее чем через тридцать секунд около десяти чудовищ были поражены смертельными ранами и пошли ко дну, извиваясь в судорогах. Огонь все еще продолжался; он был не такой быстрый, но такой же смертоносный; место вокруг лодки все более очищалось; наконец она высвободилась и получила возможность двинуться вперед. Яхта шла к ней навстречу, так что оба судна скоро встретились, и перепуганные пресмыкающиеся, которых было уже не так много, оставили свою добычу. Скоро китоловная лодка была поднята на борт вместе с находящимися в ней людьми, и мокрые, истощенные, окровавленные индусы свалились на палубу. Экипаж смотрел на них с вполне законным любопытством, между тем как владельцы яхты, передав свое смертоносное оружие боцману, спустились с юта. При виде молодого человека и его подруги, которые так великодушно спасли их от смерти, индусы стали на колени с каким-то особенным благоговением, держа руки в виде чаши над головой. Один из них, имевший вид предводителя, обратился к европейцам на ломаном английском языке и проговорил грубым, прерывающимся от волнения голосом:
– Благодарим Сагиба, который исторг служителей божественного Брамы из пасти чудовищ Хугли и дал им возможность спасти из воды трижды святые останки их уважаемого учителя!.. Благодарим белую красавицу, такую же прекрасную, как богиня Лакшми, такую же белую, как священный лотос!
Капитан яхты и его подруга с любопытством смотрели на оратора, слушали его цветистую речь, не понимая хорошенько, что он хочет сказать. Это был человек неопределенного возраста, худой, как аскет, и притом со странной и ужасной физиономией. Тощий, с сильно натянутыми, выдающимися мускулами, выпятившейся грудью, глазами, которые горели, как угли, он, казалось, воплощал силу и энергию, доходившие до крайних пределов. Молодой человек ответил ему тоже по-английски:
– Я счастлив, что мог помочь таким хорошим людям, и жалею только об одном – о том, что я не смог спасти вас всех.
– Пусть Сагиб скажет мне свое имя, чтоб мы знали, кто тот великодушный человек, которому мы должны быть вечно благодарны.
– Я капитан Бессребреник.
– Бессребреник! Отныне это имя будут считать священным все, принадлежащие к четырем великим кастам! А теперь, Сагиб, доверши твое благодеяние и вели дать нам несколько кусков белого полотна…
Капитан прервал его речь:
– Ты получишь все, чего пожелаешь; но скажи, разве вы не чувствуете голода и жажды? Тебе и твоим товарищам дадут пищу и питье.
– Твое сердце столь же великодушно, сколь сильна твоя рука; но прежде, чем подумать о самих себе, нам надо исполнить священный долг. Видишь ли, господин, эти два безобразные пакета, ради которых 500 человек и даже больше из нас утонули, были убиты, съедены крокодилами?.. Так вот, в этих лоскутьях завернут труп святого, которого англичане осквернили после невероятных мучений. Вот голова и туловище, завернутые в кожу свиньи и брошенные в реку. Мы вытащили из воды эти драгоценные останки, но какой дорогой ценой!