Бессонный всадник

Мы взбирались по горным тропам и несли на спинах подарки, Я сам видел: Раймундо Эррера не спал совсем, так беспокоился а теперь сплетники бесчестят его, благо нет его здесь – он в Тарму уехал, кажется. В тот день черная туча заволокла небо, а после такая же черная туча легла на наши души. Въехали в Карамарку Поганое селение – и живут здесь поганые людишки! Высоко оно в горах. А все же жители за несколько дней уже знали, что мы едем за своей Грамотой. Приехали. Сошли с лошадей. Вот Канталисио здесь, подтвердит, что не вру я. Канталисио остался с нашими лошадьми. Шел град. Известно: в Карамарке вечно либо град, либо снег. Я своими глазами видел, и вы все свидетели, и мертвые тоже – за них я еще рассчитаюсь, дайте срок, а тогда ослабел я совсем с горя, что Басилио Чавалии нет больше на свете; так вот я видел: Раймундо Эррера, всегда такой прямой, склонился низко.

– Целую землю Карамарки, ибо здесь сберегли наши права.

Чахлое солнце едва виднелось сквозь мятущийся снег.

– Чтоб показать нашу благодарность, нашу признательность и почтение, войдем в Карамарку босыми, – сказал Раймундо Эррера.

– Да будет так! – воскликнул дон Хуан Марселе Не знал он, что сам подписывает себе приговор: простудился он тогда, да и помер вскоре.

Сотрясаемые ветром, стояли на краю пропасти дома. Мы отыскали дом Мауро Лукаса. «Он больше здесь не живет, – сказал нам парень по имени Сесарео. – Он теперь там живет».

«Там» означало: в большом двухэтажном доме.

– Вы не ошиблись, сеньор? Может быть, это другой Лукас? Нам нужен дон Мауро Лукас, что жил прежде в Бахомачайе.

– Это он и есть.

– Но тут, судя по всему, живет человек богатый.

– Он теперь разбогател.

Мы подошли. Постучали. Одноглазый слуга по прозвищу Кривой Эсекиель (у него был и слуга!) вышел к нам.

– Можно видеть Мауро Лукаса?

– Здесь такого нет.

– Этот сеньор сказал нам, что он живет здесь.

– Никакого Лукаса я не знаю. В этом доме живет сеньор дон Мауро Лукас, – отвечал слуга, ударяя на слове «дон».

Дон Раймундо, уж я-то его знаю, даже с лица спал от гнева. Голос его дрогнул (только сердце молчало).

– Янакоча просит дона Мауро Лукаса принять ее дары.

Он выложил подарки (только сердце его молчало). Единственный глаз Эсекиеля Серы замаслился при виде фруктов. Эти чудеса не растут здесь в горах!

– Сейчас доложу, – пробормотал он.

Вышел. Вернулся.

– Дон Мауро завтракает. Будете ждать?

– Мы ехали сюда пять дней! – воскликнул Хуан Марсело, бледный от негодования.

– Не беда. Мы с удовольствием подождем, – громко сказал Эррера (только сердце его молчало). Встало солнце, но не согрело нас. Наконец изукрашенная резьбой дверь отворилась, появился Мауро Лукас. Жирный, так и лоснится весь. Ходит медленно, говорит не спеша.

– Чем могу служить вам, сеньоры?

Он спесиво глянул на нас. Ну-ка, сейчас мы посмотрим, из чего делают таких гордецов! Сейчас посмотрим! Снег лежал обагренный светом зари. Я схватился за нож.

Но Раймундо Эррера поклонился (только сердце его молчало).

– Община Янакочи просит тебя принять ее жалкие дары… Мы принесли их тебе, о страж нашей Грамоты, чтобы отблагодарить за твою отвагу, за то, что ты сберег доказательство наших прав.

Наступил полдень. Раймундо, я не знаю почему, очень мало спит. По вечерам он молчит, измученный и ослабевший. Утром, как солнце взойдет, вроде как выздоровеет – опять говорить может.

– А вы кто такой?

– Я Раймундо Эррера, гражданин Янакочи, селения, которому принадлежит Грамота, данная тебе на хранение.

– Ничего не знаю!

– До войны с Чили члены Совета нашей общины, вот они здесь стоят, отдали тебе на хранение Грамоту.

– Не помню такого.

У меня в глазах потемнело. А когда я вновь обрел зрение, увидел, что старый Эррера (заговорило сердце его, исполненное гнева!) яростно душит Мауро Лукаса.

– Говори, куда дел нашу Грамоту, не то убью!

Лукас пускал слюни.

– Сейчас ты умрешь, гад, и даже могильные черви побрезгают тобой!

– Ты задушишь его, Раймундо, и мы никогда не найдем Грамоту! – крикнул я.

Эррера разжал пальцы. Лукас, кашляя, поднялся с земли. Эррера снова поклонился (и снова сердце его молчало).

– Дон Мауро Лукас, господин Карамарки, прости меня, неблагодарного. Я был так глуп, что оскорбил тебя. При всех прощу у тебя прощения. Накажи меня как хочешь, только не сердись.

Я поднес Лукасу водки. Он наконец пришел в себя.

– Не желаю я разговаривать с этим человеком.

– С кем согласишься ты говорить? – спросил я.

– Кто здесь старший?

– Я старший, дон Лукас, – отвечал Хуан Марсело.

Вы что, хотите меня напугать? Попробуйте-ка! Ругательствами да дракой ничего не добьетесь. Ну, убьете меня, а что толку? я довольно пожил на своем веку. И ты, Марсело, тоже немало пожил. На всем белом свете один только я знаю, где хранится Грамота Янакочи. Помру я, где вы тогда отыщете свою Грамоту?

– Истинную правду говоришь ты, дон Мауро.

– Чем пугать меня зря, вы бы должны угощать меня, одаривать, обхаживать.

– Все верно, все так, дон Мауро.