Бессонный всадник

– То-то тебя и выбрали, что ты догадливый. Нам такие нужны, обидели нас. – Голос его упал. – А только нет больше межевых знаков. Помещики их взорвали. Но один уцелел, я знаю. Больше ста лет тому назад Помайярос и Янакоча поспорили из-за женщины невиданной красоты. Аньяда было ей имя. Ради ее улыбки юноши Помайяроса и Янакочи бросились друг на друга с ножами. Потом прошли годы, мы решили помириться. И вот на этой площади поклялись в вечном братстве. Зарезали трех быков и стали праздновать свое примирение. В день праздника жители Янакочи подарили нам колокол. Внутри колокола на бронзе высечено, что Помайярос присоединяется к Янакоче. Вот это и есть знак!

Мы радостно поблагодарили старика и бегом бросились к колокольне. Мауро Уайнате встал на плечи Сиприано Гуадалупе, осветил фонарем внутренность колокола.

– Есть! – закричал он. И стал читать: – «Ко-ло-кол, по-да-рен-ный. об-щи-ной Я-на-ко-чи…»

– Что еще?

– «При-со-е-ди-нен-ному у-част-ку Сан-ть-я-го По-май-я-рос… год…» Не видно!

– Черт побери!

– «Год ты-ся-ча восемь-сот семь-де-сят…»

Уайнате без конца рассказывал всем о чудесном случае, громко кричал от радости и опять принимался рассказывать о том, как нашли межевой знак. Жители высыпали из домов, столпились вокруг, глядели недоверчиво.

Старый Эррера крикнул:

– Неблагодарные жители Помайяроса! В прошлую зиму вы положили у моих дверей закоченевшее тело Амарго Толентино. Я спас его. – Еще и еще упрекал он их. – В марте ко мне принесли упавшего в ущелье сына Сантьяго Басилио. Я вправил ему кости. Благодаря мне он может ходить, благодаря мне будет играть со своими внуками. И вот как вы мне платите!

Устыдился Сантьяго Басилио, видя гнев старого Эрреры. Подошел ближе.

– Прости меня.

– В тот день, когда я вернул тебе сына, ты обещал мне овцу. Где она?

– Я неблагодарный.

– Где моя овца?

– У меня в загоне.

– У нее есть ягнята?

– Ты получишь трех ягнят.

– Зарежь их и приготовь обед достославному Инженеру, что снимает план наших владений.

– Когда прибудет Инженер?

– Он веселится в доме Лейва. Он всегда там, где еда и музыка. Тем лучше! По крайней мере не узнает, что за трусы живут в некоторых селениях нашей общины.

– Правда, что с участка Чинче уже сняли план?

– Правда.

– Правда, что у тебя Грамота?

Не говоря ни слова, Агапито Роблес достает Грамоту. Сияние слепит людей и коней. Золотые отсветы играют на стенах жалких домишек селения Помайярос. Жители с криком разбегаются. Немного погодя, убедившись, что этот огонь не жжет, они возвращаются. Освещенный золотым сиянием, Агапито Роблес читает:

– Селение Янакоча, июля двадцатого дня тысяча семьсот пятого года. Мне, капитану дону Агустину Пелаесу делъ Хунко, вице-губернатору, представляющему Высшую Власть провинции Тарма, а также суд Его Величества, было подано прошение следующего содержания. Дон Кристобаль Рохас, алькальд дон Хуан Ромеро, дон Антонио де Эспириту, дон Лоренсо Медрано, дон Паскуаль Хасинто, дон Педро Кауча и другие представители общины селения Янакоча…

– …Обращаясь к Вам по всей форме и подобающим правилам, мы заявляем, что капитан дон Грегорио Паредес нанес нам тяжкую обиду, ибо намерен лишить нас пастбищ и лугов, которыми мы владели с незапамятных времен, будучи индейцами и коренными уроженцами вышеупомянутого селения Янакоча…

– …За нашей общиной числятся недоимки по арендной плате, поскольку многие умерли или ушли, что известно всем и каждому… вышеуказанные пастбища расположены на расстоянии более четырех лиг от усадьбы Помайярос…

– Еще раз прочти!

– …расположены на расстоянии более четырех лиг от усадьбы Помайярос…

– Правда! – взвизгивает одноглазый Толентино.

– …и все указанные заливные луга протяженностью больше трех четвертей лиги, в одну лигу и в две, а между ними находятся следующие луга: Конарпигуа, Эбанматин. Коскайян…

– Я видел межевой знак на Коскайяне! – кричит какой-то худой человек.