Смеханыч уже снял простыню с первого. Осматриваю тело. На нем колотые раны, как у Садовского. Кожа покрыта синими тюремными наколками. Гляжу на лицо. Теперь моя очередь здороваться с покойным. Сегодня и впрямь день встречи выпускников какой-то. Этот мой одноклассник не вылезал из спортивных секций. Каждое лето проводил в спортивном лагере. Судя по количеству его наколок, любовь к лагерям не исчезла. Парню пророчили большое спортивное будущее, а он стал бандитским быком. Время перемен. Время возможностей.
Смеханыч говорит:
– М-да. Некоторые вещи все же не меняются. – Он кивает на тело. – Вон урки, как тыкали друг дружку заточками, так и тыкают. А в этого, наверное, еще и хером тыкали, смазливый такой.
Под гогот Смеханыча повторяю маршрут с каталкой и возвращаюсь. Он снимает простыню с третьего тела и произносит:
– Опять подранок.
Подранки.
Когда в начале года нам привезли первого, следом за ним нагрянули комиссии из всех возможных инстанций. Милиция, городская администрация, военные, представители областной думы, эпидемиологи, зоологи, биологи, еще какие-то «ологи». Такого количества живых наш морг просто не вмещал. Да и сам подранок, который оказался работником видеопроката, наверное, при жизни не получал столько внимания.
Слухи в маленьком городе распространяются быстро. Как перегар от Смеханыча. Слухи про маньяка. Слухи про сектантов и похитителей органов. Был даже слушок про зверюгу-мутанта из прилегающих к Черноволжской АЭС лесов. Но в конце концов общественность удовлетворила официальная версия про стаю бездомных собак, одичавших и озверевших с голодухи. И уже к весне отношение к ситуации стало предельно простым: «Опять подранок».
Криминальные сводки уже давно набили оскомину всей стране. А уж в нашем городе, где по статистике у каждого третьего есть подозрительная опухоль под мышкой, тем более. В таком городе чужая насильственная смерть очень быстро становится обыденностью. Будь то хоть бизнесмен, заколотый заточкой, хоть работник видеопроката с разорванным горлом. И кстати, да. Называть их подранками придумал Смеханыч, который сейчас изучает очередного.
Шеи у подранка практически нет. Только почти голый позвоночный столб, обвитый фрагментами мышечных волокон. Видно остатки щитовидной железы и огрызки трубок пищевода с трахеей.
У покойного почти лысая голова. Лишь кантик аккуратно подстриженных оставшихся волос обрамляет ее по кругу. Мой коллега делает профессиональное замечание, что если посмотреть на этого подранка сзади, тот похож на чупа-чупс.
Доставая пачку сигарет, Смеханыч говорит:
– Невероятно. Даже блохастые тузики сейчас делают что хотят. Захотели человечину – жрут человечину. Поедая исключительно человечьи шейки. И ведь никто не возражает. Удивительное время.
Смеханыч подбрасывает в руке зажигалку с изображением голой женщины. Нижняя часть зажигалки вся в сколах и царапинах от пивных крышек.
– А знаешь, что еще удивительно, Заяц? – Поймав вещицу, он подносит ее глазам. – То, что с тобой кто-то трахается.
Глядя на зажигалку, Смеханыч облизывает верхнюю губу, касаясь языком усов. Он говорит:
– То, что тебе дает такая телка – вот это действительно удивительно.
А вот тут и не поспоришь.
До Зайки я встречался только с Дунькой Кулаковой. Это Смеханыч так называет дрочку. До Зайки я был девственником. Придорожные путаны, которые от меня шарахались, не дадут соврать. Именно поэтому у меня в голове до сих пор не укладывается, что мы с Зайкой занимаемся
Про
Все эти слова словно заклинания. Нам неизвестно, что они означают. Но нам знакомы слова «девальвация», «деноминация» и «приватизация». Чисто подсознательно мы понимаем, что иррумация и приватизация – просто разные формы и способы, как нас поиметь.
Елена говорит про это нам – людям, которые, несмотря на перемены вокруг, так и не признались, что у них в стране есть секс. Мы признались, что у нас есть
Но у моей Зайки никаких проблем с
Моя Зайка вытворяет такие штуки… Стыдно признаваться даже самому себе, но… Меня дико прет, когда во время