Беспредел

– Ну да. Вон Дракула. – Она кивает головой куда-то в пространство. – Был верующий, вот от креста и шарахался. А солнца не боялся совсем. Гулял себе днем преспокойно и не сгорал. Даже не дымился.

Зайка глубоко вздыхает.

– Да и вообще: есть вампиры, есть упыри, есть вурдалаки. Они все ра-а-азные! – Она трясет рукой с раскрытой вверх ладошкой. – А глупые киношники их одинаковыми, как цыплят инкубаторных, показывают! – Она тычет пальцем в телик.

Громко сопя носом и надув губки, Зайка складывает руки на груди, и ее обалденные близняшки прижимаются друг к другу. Уставившись на них, говорю:

– Зай, ты ведь в курсе, что это просто кино?

– В том-то и дело, глупый, – говорит она и нажимает пальцем на кончик моего носа. – ПИП!

Потом она наклоняется ко мне и целует. Ее ротик с пухлыми губками и очаровательными клычками прижимается к моей заячьей зубастой пасти.

Это ж надо так любить… Что?

– Что-что. Хату твою, конечно. – Смеханыч прикуривает сигарету. – Это и ежу понятно. Но ты же заяц, а не еж, вот никак и не поймешь.

Смеханыч ржет и выдыхает дым, развалившись на диванчике в ординаторской. Сижу напротив него на стуле и машу ладонью перед лицом, разгоняя клубы дыма. Между нами в этот раз не каталка с телом, а небольшой столик. От Смеханыча всегда лучше держаться на расстоянии, чтоб не окосеть от перегара.

– Хату она твою отжать хочет, тут к гадалке не ходи, – говорит Смеханыч, сделав затяжку. – Черные риелторы. Слыхал про таких?

Мотаю головой. На что мой собеседник прищуривается и говорит с интонацией Карлсона:

– О, брат. Это жулики. – Он выдыхает дым в мою сторону и продолжает уже обычным голосом: – Они обрабатывают одиноких людей. Старух там, алкашей. Ну или дрочил вроде тебя. Засирают им мозги так, что те на них переписывают свою жилплощадь. А потом этих лохов пускают по миру или даже в расход. И все дела. Ну а что? Время сейчас такое. Есть все хотят. А сильный всегда ест слабого, – подводит итог бухой философ.

Чтобы жить, надо есть. Как ни крути. Но всегда найдется тот, кто хочет жрать в три горла. Жрать и свое, и чужое. Как Смеханыч.

Он тянется через весь стол и хватает бутерброд, лежащий на газете передо мной. Рукой с зажатой сигаретой берет со стола стеклянную колбу со спиртом. Отпивает, закусывет, закуривает.

– Ну вот ты, Заяц, – рыгнув, говорит он. – Если ты вдруг пропадешь, тебя разве будут искать? Да у нас все отделение только перекрестится, если ты сгинешь.

Он заходится хохотом, а потом кашлем, извергая из горла клубы дыма и фейерверки слюны. Прокашлявшись, шепчет сиплым голосом:

– По тебе только я скучать буду. Вернее, по твоим бутерам. Но вот твоя телочка… – Он прищуривается. – Эта фифа с тобой явно не из-за них.

Смеханыч трясет моим бутербродом, и кусок мяса шлепает по хлебу.

– Не надо-трогать-мою-еду, – пародирует он меня.

Напарник сегодня явно в юмористическом ударе. Откинувшись на спинку дивана, он тяжело и хрипло дышит после очередного приступа смеха с кашлем. Красные, покрытые потом щеки надуваются. За эту смену запасы спирта в морге, видимо, оскудели больше обычного.

Отдышавшись, мой коллега закидывает руку на спинку дивана и широко разводит колени. Приняв эту позу короля общественного транспорта, продолжает монолог:

– Заяц, а заяц? Дай ты мне ее телефон в конце концов. Мы с ней пообщаемся за бутылочкой полусладкого. В приватной обстановке, так сказать. – Он мнет рукой промежность сквозь штаны. – Выясню, чего ей надо. А потом все как есть тебе доложу.

Молча встаю из-за стола и направляюсь в секционную, чтобы продолжить работу после перерыва.

Смеханыч говорит мне в спину:

– Ну Заяц! Ну для тебя ж стараюсь! Заяц! Заяц!

Выйдя из ординаторской, закрываю за собой дверь, из-за которой слышно, как Смеханыч снова изображает мультперсонажа:

– За-а-ае-е-ец! Ты меня слы-ы-ышишь?

Слышу-слышу. Возможно, Степаныч помнил бы и про ее номер, и про мою съемную хату, если бы не так рьяно следовал своей поговорке.

Все в отделении называют Степаныча Смеханычем. А за глаза – Стаканычем.

В отделении также могут рассказать про то, как молодой и талантливый советский хирург Степан Степанович Орлов с наступлением времени перемен и возможностей стал зрелым и опытным российским хирургом с маленькой зарплатой. Хирургом, который, вернувшись однажды с дежурства, не обнаружил дома ни жены, ни ее вещей. Если верить слухам, она ушла от него к какому-то коммерсанту. После развода он стал просто Степанычем – душой коллектива с легким алкогольным амбре. Однажды амбре было чуть сильнее обычного, и его рука со скальпелем дрогнула. По слухам, только благодаря старым связям и былым заслугам он все же не сменил медицинский халат на тюремную робу. Так уважаемый хирург Степан Степанович Орлов хапнул свою порцию перемен и возможностей. И стал Смеханычем, судмедэкспертом, от которого вечно разит перегаром и одеколоном «Дабл Виски».

Заступив после выходных на дежурство, еще в раздевалке по запаху чую, что Смеханыч уже здесь.