Хотелось есть и выпить кофе, но денег не осталось. Мужчины были круче, чем казалось. Он сразу понял, что они ему не по зубам, но продолжал играть, несмотря на их плохо скрываемую радость. Они думали, он потеряет столько денег, что сломается, ждали, что он закатит сцену, неизбежно психанет, но с каждым проигрышем он чувствовал, будто сбрасывает вес с души, снимает неудобную одежду, так что к концу ночи не плакал, а улыбался. Уходя, он слышал, как один сказал другому: «Шизик».
Он чувствовал дикую эйфорию. Ночь подтвердила его ущербность, и он освободился от необходимости бороться за то, чтобы оправдать надежды Питера и Кэй. Он не хотел в Карлоу, никогда не станет человеком, которого будет уважать Энджел, – каким-нибудь высокоморальным гражданином, поступающим на юриспруденцию. Боже, как здорово снова быть собой.
Со скамейки он видел на воде мигающие огоньки и различал проблески кораблей, идущих в океан. Слышал далекий гудок судов – лиловый, низкий и успокаивающий, морской брачный зов. Сюда он приходил с матерью, прогуливаясь из квартиры на Рутгерс-стрит, и однажды она рассказала, что, когда была маленькой, любила ходить на реку в Минцзяне. «Мы смотрели, как волны укатываются в никуда, и мне хотелось уйти за ними, – сказала она. – Далеко-далеко». Он так и не спросил ее, что это были за «мы».
Небо порозовело по краям, белые облака мраморизовались и приобрели пастельные оттенки, ночь расползлась на лоскутки. Пальцы Дэниэла поджались в ботинках. Ну, у нее получилось. Она уехала далеко-далеко от него.
Солнце разорвало ночь оранжевыми и желтыми прорехами. Река стала синей и стеклянной. Его захлестнула волна гнева, и захотелось поговорить с ней, сказать, как он на нее злился.
Он набрал номер. Звонок прошел, но на пятом гудке он понял, что она не ответит, и расслабился. Женщина на автоответчике не назвалась, но он сразу узнал мать. Ее голос был пронзительным и духовым, но речь – отрывистой и щипковой, безупречный мандаринский, который он не помнил у нее раньше.
Он оставил сообщение со своими именем и номером. Если она не позвонит, то других доказательств ему не надо.
Еще не доиграв первую песню, Дэниэл понял, что они всех порвут. Он поймал ту волну, когда уже не помнил, что стоит на сцене. Они много репетировали, и сегодня он не пил, но секрет был не в этом, а в том, чтобы поверить в себя – хоть даже песни дурацкие и вычурные. В конце сета он очнулся на сцене с Роландом, весь в поту, пока зал вибрировал в фиолетовых и лавандовых завесах, в реве радости и аплодисментах.
Когда они вернулись в зал, Дэниэл чувствовал, как его хлопают по спине и плечам. Слышал незнакомые голоса. «Блин, охренительно играешь». Он ориентировался в толпе на голову Роланда, останавливаясь каждые пару шагов ради очередного комплимента. Роланд поймал его взгляд и ухмыльнулся. Дэниэл был боксером в окружении своей свиты после идеального нокаута. Он вернулся. Он им всем показал, нахрен.
У бара, ожидая, когда начнут Хавьер с группой, Дэниэл узнал Хатча – агента из «Юпитера», в бежевой холщовой куртке и поблекших старомодных джинсах. Роланда перехватил кто-то еще, и Хатч сказал Дэниэлу:
– После прошлого раза не думал, что ты справишься.
– Я полон сюрпризов.
– Мне нравится, как вы подкрутили звук. Может, вокал и барабаны можно еще усилить. Не жалейте дисторшена, реверб на максы, ну знаешь.
– Посмотрим. Спасибо.
Подруга Роланда Ясмин – та, что с терменвоксом, мелодикой и странными завывающими песнями, которая всегда звала его Дарреном или Дэвидом, а один раз вообще озадачила Томасом, – ударила его по руке и сказала:
– Отличная работа, Дэниэл.
– Впервые сказала правильно, – улыбнулся он.
Все хотели знать, в каких группах он играл, как давно знаком с Роландом. Один парень – с такими черными и расширенными зрачками, что глаза напоминали гальку, – сказал Дэниэлу, что Psychic Hearts звучит как свиная отбивная.
– Погоди, я тут хотел поговорить с другом, – ответил Дэниэл. – Скоро вернусь.
Было приятно, что теперь это он придумывал оправдания, чтобы сбежать.
Через неделю всё изменилось. Они с Роландом договорились о новых концертах, и Хатч сказал, что придет послушать их 15 мая на площадку в Гованусе, – и если всё пройдет хорошо, то он замолвит словечко по поводу разогрева в этом году.