Домик виднелся из-за зарослей и выглядел заброшенным, но свет в окнах горел, а вокруг летали зачарованные светляки. В городах давно такого не было, никто уже не украшал дома этими волшебными огоньками, не тратился попусту на уют, предпочитая обходиться простыми и “изящными” деталями интерьера.
Посреди дороги мерцала защита, воздух вибрировал, чуть подрагивал.
Дверь приземистого домика распахнулась, и мужичок лет пятидесяти, сухонький и бородатый, выглянул на улицу, ёжась от холода.
– Вам чегось?
– Ночлег бы, заблудились и нарвались на разбойников, – ответил Глер настороженно.
– А эт вам что, постоялый двор? – гаркнул мужичок.
– Прошу вас, мы так устали, – подала голос Эмма и тоже спрыгнула с лошадки. – Мы с супругом направлялись в Нардин, но разбойники забрали нашу вторую лошадь…
Мужичок смерил пристальным взглядом и Эмму, и Глера, а потом вышел из домика затворив за собой дверь.
– Так вы едите не в Наддин, – с подозрением протянул он. – Там – Нортон!
– Мы знаем, но путь до Нардина для нас закрыт. Разбойники… мы от них бежали.
Глер совсем продрог в одной только рубашке, плащ он как вернул Эмме, так и не забирал от греха подальше.
Мужичок не сдавался, но в его взгляде зажёгся интерес.
– Что у вас есть?
Эмма и Глер переглянулись.
– М-мы… – начала Эмма. – М-мы… разбойники у н-нас…
– Ох, горе с вами, – гаркнул мужичок. – Спать будете на чердаке, и из еды дам только чаю и хлеба! Жена! Нагрей воды для этих несчастных!
Пост уже давно не работал. Нардин и Нортон были территорией одного государства уже много лет, только, кажется, никто не сказал об этом постовому. Старичок морщился, вздыхал, но пропускал путников, нагоняя на себя важности и всё считал, что нардинцы-проходимцы, а нортонцы-молодцы.
Чердак оказался скверным, но тёплым. Пол устлан толстым слоем соломы, а по центру дымовая труба, нагретая из-за затопленного в домике камина.
Потолки были низкими, так что Глер пригибался, а крыша хлипкой, так что были слышны завывания ветра.
Жена постового накрыла в столовой обед, позволила спуститься и отдохнуть у огня. Дала и хлеб, подогретый на вертеле, и пустую похлёбку, и две кружки сладкого чаю, и даже хотела достать остатки чёрного вина, но супруг не дал добро.
– Вы очень любезны, спасибо, – шепнула Эмма.
Она сидела у тёплого бока камина, не снимая плаща, и макала хлеб в похлёбку.
– Да у нас жеж тепло, – возмутилась хозяйка. – Вон и муженёк твой уже не дрожит, а тож какой колотун его взял, как вошёл… ух… сколько ж вы проскакали по этому холоду. И вот ведь, до Лавалле всего ничего, а из Нортонского леса вечно тянет ледяным.
– Ну! Разболталась! – гаркнул постовой, сел за стол напротив Глера и стал пристально его изучать. – Не нравится мне… не нравится…
Глер не отвечал. Жевал хлеб и только изредка поднимал на хозяина твёрдый, лишённый страха взгляд.
– Мы честные люди, – наконец, произнёс Глер. – И честно просим о помощи, поскольку не имеем иного выбора.
– Так-то оно так… Но ежели нагрянет кто? – медленно говорил постовой.
– То вы нас сдадите, – сжав губы, ответил Глер, и постовой улыбнулся.
Всё будто переменилось.
Хозяин вскочил на ноги и зашагал по домику, пригибаясь под балками и размахивая руками.
– Ха! Так и знал, что не всё чисто! – глаза его засветились не то возмущением, не то интересом. – Так и знал!
– Мы всё ещё честные люди. Попавшие в нелепую историю.
– И кто же по вашу душу придёт? М?
– Кто бы ни пришёл… мы защиты не просим. Только ночлег.
Хозяин остановился перед стулом Глера, и на секунду Эмме показалось, что сейчас им придётся собираться и идти своей дорогой.
– С чердака ни шагу, – велел постовой, окинул строгим взглядом так и не скинувшую плаща Эмму, и уселся в кресло в дальнем углу.
– Кушайте… кушайте…
Хозяйка смотрела на гостей с жалостью, и, если бы не это, пожалуй, Эмма бы от страха сбежала.
Ей не нравилось, что её подозревали. Что её сдадут при первой возможности. Казалось, будто эти простые люди несправедливы, в то время как встреченные ранее аристократы и богачи – были милы и любезны.
Но милая женщина-хозяйка внушала спокойствие. Она была пухлой и очаровательно свеженькой. С белой кожей и пшеничного цвета волосами. Невысокая, румяная. Эмма с каждой минутой всё больше убеждала себя смотреть не на строгого постового, а на его милую супругу.
– Мы пойдём спать, – кивнул на прощание Глер, когда с ужином было покончено, а Эмма нехотя отлепилась от камина, тут же ощутив холод.
Но на чердаке было удивительно жарко, хоть и пахло соломой и пылью.
Эмма скинула плащ, Глер постелил его в углу, сделав ложе, и оба сели на краешек, не решаясь лечь. Их голем устало бродил рядом, как ручной зверёк, магия в нём истощалась, и скоро он уже должен был уснуть.
– Нужно спать, завтра будет тяжкий день, – шепнул Глер.
Эмма подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Я могу вас попросить?
Глер не мог видеть, как её щёки залила краска, а глаза налились слезами отчаяния.
– Обнимите меня, прошу вас. Если вы скажете, что не станете – я не приму… Я так…