Берегини

Йорунн поставила тяжелый ларец на землю, откинула крышку, выложила на платок все снадобья и кувшинчики с настоями. Сдвинула в сторону одну дощечку, приподняла другую, открыв потайное дно, и вынула из глубины ларца продолговатый сверток, весь перевитый красными нитками и расписанный обережными знаками.

– Зато он знает, – тихо сказала девушка и развернула заговоренную ткань.

Сверкнуло стальное лезвие, оскалилась рукоять, отлитая в виде свернувшейся змеи. Много лет назад в Бирке Ормульв хёвдинг платил за этот нож серебром, не торгуясь – говорили, что такое оружие приносило хозяину большую удачу…

Впервые он понял, что боги отвернулись от него, когда в начале зимы на остров вернулся Асбьерн. Ярл пришел на чужой лодье, отправлявшейся дальше на север, в Халогаланд, и Ормульв, увидев его, не поверил своим глазам. Ненавистный хьяльтландец был одет как безродный пастух, еле держался на ногах от усталости, но все-таки жил… и Эйвинд конунг безмерно обрадовался его возвращению. К счастью для Ормульва, ярл так и не понял, что же случилось с ним той страшной ночью. И при встрече крепко, по-дружески, обнял хёвдинга.

Тогда Гуннарсон первый раз в жизни почувствовал страх и затаился. Удача больше не благоволила ему. Он убедился в этом, когда накануне праздника Йоль его жена родила слабую, некрасивую девчонку, а сама умерла через день, истекая кровью. И ночами, которые стали теперь холодными и одинокими, Ормульв часто думал о том, что, пожалуй, хватит уже бороться с судьбой. Никогда он не станет так близок Эйвинду, как молодой Халльдор или Асбьерн. Но ведь можно взять своих хирдманнов и корабль, забрать часть добычи и уплыть навсегда с этого острова в поисках лучшей доли. Знать бы еще, где есть хорошие земли, с пастбищами, которые не оскудеют, с лесами, богатыми дичью…

Время шло, а удача не спешила возвращаться к хёвдингу. Волею случая они с Асбьерном снова оказались у знакомых берегов, и, припомнив вероломство словен, их воины пожелали отмщения. И боги посмеялись над Ормульвом, сначала позволив ему пленить ту, что спасла ярла от неминуемой смерти, а потом лишив его власти над ней. Если бы Гуннарссон знал, что ведунья хранила в злосчастном ларце, он бы убил ее еще там, на словенской земле, возле лесного укрывища.

 Но настоящий страх перед местью богов пришел к нему позже, той праздничной ночью, когда на острове Хьяр появился Сакси.

Хмельное веселье слетело с Ормульва, едва лишь они с молодым ведуном встретились взглядами. Словно снежный ком, упавший за шиворот, захолодил его ужас, лишил покоя, позволил вырваться наружу бессмысленному гневу. Проклятый мальчишка видел Гуннарссона насквозь, знал о нем все и чуял, как ломает его страх. Ормульв ждал, что ведун расскажет обо всем Эйвинду, и каждое утро просыпался с гнетущей мыслью, что этот день станет для него последним… но Сакси отчего-то молчал. Только при встрече с усмешкой щурил глаза, и это измучило Ормульва.

И тогда он решил, что пришло время покинуть остров. Если не удалось стать вождем здесь, почему бы не сделаться вольным сэконунгом и не отправиться в плавание по морям или на поиски свободной земли? А что скажут на это Эйвинд с Асбьерном, его заботило мало. Ормульв Гуннарссон больше не желал ни слышать о них, ни знать.

Может, его замыслу и суждено было бы сбыться, если бы однажды Торлейвссон не посмел поднять на него руку, не унизил бы его из-за какой-то старухи и калеки- девчонки, которую хёвдинг никогда не считал своей дочерью.

С того дня Ормульв перестал мечтать о морских просторах, свободе и новой жизни. Он думал только об отмщении.

– Есть такой обряд у целителей, – стала объяснять Йорунн. – Если рана очень опасная и надежды на спасение мало, люди сведущие заговаривают оружие, пустившее кровь человеку, и просят его забрать тот вред, что оно причинило. А после запечатывают и зарывают его в землю на семь лет. Только тогда оно вновь становится чистым. Я дважды пыталась зарыть нож, сперва во дворе дома, потом в лесу, и дважды моя озорница-Снежка его выкапывала. Тогда я увидела в этом знак богов и спрятала сверток в ларце. Да и, признаться, забыла о нем.

Асбьерн забрал у нее нож, повертел его в руках, а потом швырнул под ноги Ормульву:

– Что скажешь теперь, Гуннарссон?

Ормульв молчал, не смея поднять на него глаз.

– Правда ли то, что снекка шла вовсе не в Рикхейм? – спросил его Эйвинд конунг. – Говорят, ты хотел плыть на ней до острова Мьолль… и думаю, не для того, чтобы сражаться с Олавом Стервятником.

Собравшиеся зашумели, потом притихли, ожидая ответа хёвдинга. Но он по-прежнему молчал.

– Что ж, – проговорил вождь, – мы достаточно слышали сегодня. И никто не упрекнет меня в том, что суд не был справедливым.

– Пусть умрут предатели! – закричали в толпе. – И пусть их зароют там, где встречается море с землей!

Крики потонули в шуме оружия – так хирдманны с давних пор давали понять, что согласны с решением.