Когда Тахири скрылся в зарослях, Анирет направилась в храм. Она прекрасно помнила дорогу, помнила, как увидела внутренним взором, где именно находится последняя обитель Императрицы и её великого зодчего. В торжественном молчании они с Нэбмераи вошли в храм и устроили небольшой лагерь в одном из смежных помещений, где когда-то жили жрецы.
С наступлением ночи Анирет достала из сумок кувшин вина и немного еды, часть которой была предназначена для подношений. О благовониях она тоже позаботилась. Маленькая трапеза, возможно, и не была достойна Императрицы и Великого Управителя, а с другой стороны, напоминала семейный ужин в тесном кругу. Эмхет чествовали предков и у совсем небольших домашних алтарей. Так будет и сегодня.
У знакомых запечатанных дверей Анирет и Нэбмераи оставили единственный зажжённый маленький светильник, которому не под силу было разогнать все тени храма. На чистом полотне они поставили чашу с вином, разложили фрукты и хлеб, воскурили благовония.
Анирет подошла к дверям, положила ладони на створы поверх соединённых рук Императрицы и Великого Управителя. Это было сокровенное место, единственное, где Сенастар позволил себе запечатлеть их с Владычицей вместе. Здесь Хатши была прекрасной сияющей женщиной, а не только его Богиней и воплощением Ваэссира.
Сегодня Анирет было легко.
Вместе они преклонили колени у импровизированного алтаря, и, вздохнув, Анирет пропела слова, высеченные в камне:
Голос Нэбмераи вплёлся в её на последних строках и дополнил:
Эхо памяти вторило их голосам, разносилось многоликим шёпотом по опустевшим заброшенным переходам храма. Образы былого поднимались из Вод Перерождения, запечатлённые на стенах, охраняемые формулами священных знаков. И тени тех, кого призывали теперь живые, память о ком возвращали из небытия, выступали из потустороннего, одухотворяли пространство дыханием своего угасшего величия.
Анирет знала, чувствовала, что они с Нэбмераи здесь не одни. Не двигаясь, они сидели на коленях за ритуальной трапезой, и тени скользили по зыбкой границе трепещущего света. Анирет протянула руку, но Нэбмераи опередил её, спрятал её ладонь в своей. Вместе они вслушивались в голоса, звучавшие далеко за гранью привычного восприятия, вглядывались в чужую память. И когда величие потустороннего присутствия, столь же прекрасное, сколь и тяжёлое, отступило, они сумели, наконец, посмотреть друг на друга.
– Они здесь, – благоговейно прошептала царевна, видя и его взгляд, и движение на периферии зрения. – С нами.
– Откликнулись и благословили, – тихо подтвердил Нэбмераи, и улыбка осветила его лицо – родная и вместе с тем незнакомая, непривычная. – Сердце
–
– Я люблю тебя.
Услышать это было совсем иначе, чем даже читать в его взгляде.
– Я…