Часть пути до храмовых рощ они проделали верхом – Кеваб выделил лошадей. Дальше знакомая уже дорога шла через заросшую рощу, по разбитым плитам, сквозь которые пробивались корни и трава. Тахири показывал удобные тропы, а кое-где путь уже был прорублен воинами Анирет и Хатепера в прошлый раз.
Ветер шептался в рощах, и тени мелькали среди стволов, в игре солнечных лучей, на самом краю восприятия. Но теперь царевне казалось, что обитающие здесь духи памяти не просто приглядываются к ней. Они знали её намерение и радовались её приходу. Земля этого Места Силы была всё так же погружена в печаль, но Анирет безмолвно повторяла своё обещание, и здесь её
Тахири вывел их на широкую тропу под сенью ветвей, вдоль которой среди зарослей выступали обломки статуй из розового гранита – всё, что осталось от аллеи сфинксов с лицами Хатши Справедливой.
Анирет остановилась, уже готовая к величественному зрелищу, которое ожидало её через несколько шагов. Заросли одичавших рощ разомкнулись, и аллея вышла к широкому каменному пандусу храма, вырубленного в теле известняковых скал.
Три огромные террасы и по обе стороны от каждой – открытые дворы, упиравшиеся в крытые помещения с портиками. Святилища, уходившие в толщу скал. Погребальные изображения Ваэссира в высоких венцах, с Жезлами и Плетьми в скрещенных руках.
Над храмом, в рельефе скал, в танце лучей Анирет снова различила силуэт коленопреклоненной женщины в длинном калазирисе и клафте, простиравшей руки вперёд, точно совершая подношение невидимым Богам.
– Здесь и сейчас, при свидетелях, я даю тебе клятву, Владычица Хатши Справедливая, – проговорила царевна, неотрывно глядя на храм – запечатлённую в камне память. – Я, Анирет Эмхет, дочь Владыки Секенэфа и царицы Амахисат, восстановлю твой храм и верну память о тебе. Имя твоё снова будут славить в Обеих Землях.
Порыв ветра пронёсся от храма, подхватил её слова, унёс в рощу, разнося еле слышным шёпотом эха.
Анирет отчётливо вспомнила, как смотрела в лицо статуи Императрицы, и чем дольше вглядывалась, тем больше казалось, что она смотрела в глаза своего отражения. А потом статуя словно пошатнулась ей навстречу – странное видение, уступившее место образам ушедшей эпохи, когда царевна обняла изваяние.
– Я запомню этот великий день, госпожа моя, – потрясённо прошептал Тахири.
– А тебя я хочу видеть здесь Верховным Жрецом, хранитель памяти, – спокойно продолжала Анирет, повернувшись к нему. – Собери общину, достойную Справедливой. Пусть их будет немного. Главное, что у них на сердце, и как примет их эта земля. Ты знаешь, куда смотреть. Ты восстановишь традицию ритуалов во славу Ваэссира здесь.
Потеряв дар речи, юноша преклонил колени и глубоко поклонился.
Лучшего Верховного Жреца для этого храма и быть не могло. Тот, кто не боялся приходить сюда, тот, кто собирал жемчужины мудрости и запутанные нити сказаний о несправедливо забытой Владычице, – он прекрасно справится, несмотря на свою молодость.
Вспомнила она и другие его слова:
– Возвращайся в селение, Тахири, – мягко сказала Анирет. – Эту ночь я хочу провести здесь в уединении, вслушиваясь в голоса памяти. Дорогу назад мы найдём поутру.
Она переглянулась с Нэбмераи, и тот невозмутимо кивнул.
– Как угодно тебе, госпожа, – с некоторым сожалением ответил молодой жрец.
Наверное, он надеялся присоединиться к небольшому ритуалу, ведь Анирет взяла с собой подношения. Но царевна не хотела свидетелей… кроме разве что одного – того, кто понимал, почему ей так важно было вернуться сюда поскорее.