Тэра почувствовала, как от этих слишком живых воспоминаний выступили слёзы, как задрожали плечи, и закусила губу. Нельзя, нельзя. Её печаль никому не поможет. А её бедному Ануират и без того было несладко.
Пальцы Сехира в последний раз провели от шеи к копчику, унося ноющую боль, и жрица отстранилась, натянула калазирис.
– Спасибо. Иногда думаю, может, и правда нужно было задержаться среди твоих сородичей, и…
– Нет, – резко ответил он и покачал головой. – Так надо. Или думаешь, меня одного будет мало, чтобы защитить тебя и вашего щенка? – его изумрудные глаза сверкнули вызовом.
– Тебя одного более чем достаточно, – тихо заверила Тэра, касаясь его руки забинтованными пальцами. – Просто устала уже быть обузой, а впереди ещё… ну сам понимаешь. И даже жреческие таланты толком применять нельзя.
– С каких это пор дарение жизни – обуза? Не гневи Богов, – укоризненно ответил Сехир. – И чтоб ты там себе ни думала, я на своём месте. Так, ты собиралась мне с едой помочь? А то мне уже и травы со снадобьями кажутся вполне съедобными.
Подшучивая друг над другом, они спустились вниз. Ануират поддерживал Тэру под локоть, пока она босиком сходила по деревянным ступеням. Щенок скулил и суетился вокруг, волнуясь, что его забудут, да ещё и не накормят.
И когда Тэра помогала собирать на стол, насколько позволяли забинтованные руки, раскладывала циновки, она впервые подумала, что возможно, это место и правда сможет стать им с Сехиром новым домом.
Басму Ануират раздобыл через несколько дней – говорил, та, что попадалась, была недостаточно хороша. Тэре пришлось поверить ему на слово – она пока не могла выходить из дома, разве что в сад, и то стараясь не попадаться никому на глаза. С соседями общался Сехир. Да и немного их было, этих соседей, – жилище Тэры и Ануират располагалось далеко в пригороде, на краю обрабатываемых полей, и примыкало к храмовым рощам. Но сидеть в четырёх стенах становилось совсем уж невыносимо, тем более когда даже занять себя было особенно нечем и всё валилось из рук в буквальном смысле этого слова.
– Ты уверена? – в который уже раз спрашивал Ануират, перетирая и разводя порошок под надзором Тэры, замешивая краску по её указаниям.
– Ты словно руку мне отрезать собираешься, – смеялась жрица. – Волосы, знаешь ли, отрастают. Может, через несколько лет всё это перестанет иметь такое значение. А пока – стану ещё чуточку больше похожа на настоящую рэмеи. Буду в цвет твоей и её, – она кивнула на щенка, сновавшего между ней и Ануират, – шерсти. Красиво же!
Сехир недовольно что-то пробурчал и принялся красить. Когда дело было сделано, Тэра заглянула в зеркало. Удивительно, как цвет мог менять лицо, обрисовывать черты по-новому. Правда, и бледность, и измождённость теперь казались заметнее, но зато она стала больше похожа на типичную жительницу Таур-Дуат. Только рога пока были совсем маленькими, едва выдаваясь над волосами.
– Непривычно… но мне нравится, – заявила она наконец.
Ануират неодобрительно покачал головой, проворчав что-то вроде «раньше было лучше».
После они сидели в саду, под старой раскидистой сикоморой. Сикоморы здесь росли во множестве – целые поколения жрецов и жриц следили за садами и рощами, особое внимание уделяя священным древам Богини.
Тэра сушила волосы и слушала последние новости города, который она даже толком не видела. Вся Империя готовилась к грядущим празднествам Разлива, и повсеместно царило радостное возбуждение и предвкушение. Сехир, стараясь развеселить её, в лицах пересказывал какие-то случаи на базаре и на улицах.
– Чуть не забыл! Представляешь, избр… Тэра, завтра, говорят, сама царевна прибудет!
– Да? – девушка подалась вперёд. – Сюда?
Словно вживую внутри зазвучал голос Хэфера, эхо их давнего разговора.
– Как бы я хотела увидеть её хоть одним глазком.
– Тебе сейчас сложно ходить. И ведь ты сама говорила: в город пока нельзя – пока ты ещё похожа на человека, – запротестовал Ануират.
– Пожалуйста, Сехир, – жрица коснулась его плеча. – Скроем мою неполную безрогость головным платом. Затеряемся в толпе. Мне очень нужно увидеть её! Может, больше никогда шанс и не представится.
Она почти пожалела о своей просьбе, потому что отчётливо прочитала в его взгляде: он ни в чём не мог ей отказать. Поколебавшись, воин вздохнул.