Бен-Гур

Она неподвижно сидела на ручке кресла, не говоря ни слова в ответ. Тогда он вспомнил о разнице человеческих натур и о законе, согласно которому мы не можем всегда радоваться одному и тому же, или равно бояться одних вещей. Он вспомнил, что она еще только девочка.

— О чем ты думаешь, Эсфирь, — спросил он другим, домашним тоном. — Если это желание, то назови его, малышка, пока в моей власти выполнять желания. Ведь власть — капризная штука, у нее есть крылышки, чтобы вспорхнуть и улететь.

Она ответила просто, почти по-детски:

— Пошли за ним, отец. Пошли сегодня же и запрети ему идти в цирк.

— А-а, — протянул он; и снова его глаза вперились в реку, где тени сгустились, потому что луна успела опуститься за Сульфий, оставив городу лишь скудный свет звезд. Сказать ли, читатель? Его уколола ревность. Что, если она по-настоящему любит молодого господина? Нет! Не может быть — она еще слишком молода. Но мысль эта заставила его похолодеть. Ей шестнадцать лет. Разве он не помнил об этом? В прошлый день рождения они завтракали на верфи, окруженные галерами, на каждой из которых развевался желтый флаг с именем «Эсфирь». И однако этот факт поразил его теперь, как неожиданная весть. Бывают болезненные осознания — чаще всего, когда мы понимаем что-то важное о себе, — что мы стареем, например, или что должны умереть. Такие мысли упали на его сердце, как черная тень, исторгнув вздох, более похожий на стон. Мало того, что она должна будет вступить в первую пору женственности рабыней, нужно еще отдать господину ее чувства, искренность и нежность, которые прежде нераздельно принадлежали отцу. Дьявол, приставленный мучить нас страхами и горькими мыслями, редко делает свою работу наполовину. Мужественный старик мгновенно забыл о своем плане и таинственном царе, которому этот план посвящен. Однако ему удалось, хоть это и потребовало напряжения всех сил, спросить спокойно:

— Не идти в цирк, Эсфирь? Почему же, дитя?

— Это не место для сына Израиля, отец.

— Раввинские штучки, Эсфирь. Это все?

Вопрос проник в самое ее сердце, заставив его биться громче — так громко, что она не смогла ответить. Она почувствовала какое-то новое и странно приятное смущение.

— Молодой человек должен получить свое состояние, — говорил он, смягчив тон и взяв ее за руку, — корабли и шекели — все, Эсфирь, все. И все же я не чувствовал себя обедневшим, потому что мне оставались ты и твоя любовь, так напоминающая любовь покойной Рахили. Скажи, он получит и это?

Она склонилась и прижалась щекой к его голове.

— Говори, Эсфирь. Я буду сильнее, зная все. Предупрежденный — сильнее.

Она выпрямилась и заговорила так, как говорила бы сама Правда, принявшая человеческий облик.

— Успокойся, отец. Я никогда не оставлю тебя; даже если он получит мою любовь, я останусь служить тебе, как сейчас.

Она прервала речь, чтобы поцеловать его.

— И еще. Он приятен моему взгляду, и его голос привлекает меня, и я дрожу от мысли, что его ждет опасность. И все же безответная любовь не может быть совершенной, а потому я буду ждать своего времени, помня, что я — твоя дочь и дочь своей матери.

— Само благословение Божье ты, Эсфирь! Благословение, которое оставит меня богатым, даже если все остальное будет утрачено. Именем Бога и вечной жизнью клянусь, что ты не будешь страдать!

Чуть позже на его зов явился слуга и укатил кресло в комнату, где он некоторое время размышлял о пришествии царя, а она ушла, легла и уснула сном невинности.

ГЛАВА XII Римская оргия

Строение на другом берегу реки, почти напротив дома Симонида, было, как уже говорилось, построено Епифаном и представляло собой именно то, что предполагают такие сведения; заметим только, что вкус строителя требовал более размеров, нежели классических, как мы называем их теперь, форм — другими словами, он следовал не греческим, а персидским образцам.

Стена, опоясывающая весь остров, поднимаясь от самой воды, служила двум целям: защите от разливов реки и от толпы; однако такая конструкция делала дворец настолько неприспособленным для постоянного обитания, что легаты покинули его и перебрались в другую резиденцию, воздвигнутую для них на западном склоне горы Сульфия, близ Храма Юпитера. Впрочем, мнение о недостатках древнего строения разделяли далеко не все. Многие утверждали — и не без проницательности, — что причиной переезда легатов был не более здоровый климат новой резиденции, а уверенность, сообщаемая расположенными подле нее огромными казармами, называемыми в старом стиле цитаделью. Мнение выглядело вполне правдоподобным. Помимо прочего, было замечено, что старый дворец поддерживается в постоянной готовности к приему обитателей, и когда в Антиохию прибывал какой-нибудь консул, командующий армией, царь или любой другой вельможа, для него тут же выделялись квартиры на острове.

Поскольку мы будем иметь дело лишь с одним помещением огромного здания, остальные предоставляются фантазии читателя, который может бродить по садам, баням, залам и лабиринтам комнат, обставленным как подобает знаменитому дворцу милтоновского «пышного Востока».