Бен-Гур

— Несколько недель назад, — говорил Малух, — старый араб навестил Симонида и застал там меня. Я заметил, что он чем-то взволнован, и из почтения хотел удалиться, но был остановлен. «Израилиту, — сказал он, — будет интересна странная история, которую я собираюсь рассказать». Ударение на слове израилит возбудило мое любопытство. Я остался, и вот вкратце суть рассказанного — я буду очень краток, потому что мы уже подъезжаем к шатру, где ты сможешь услышать детали от самого хозяина. Много лет назад в шатер Ильдерима в пустыне вошли три человека. Все они были чужестранцами — индус, грек и египтянин; и приехали на верблюдах, самых больших из когда-либо виденных шейхом и безупречно белых. Он принял гостей и оставил на ночлег. Утром они молились, обращаясь — никогда прежде он не слышал такой молитвы — к Богу и Сыну его, и много другого таинственного было в этой молитве. После утренней трапезы египтянин рассказал, кто они и откуда приехали. Каждый из них видел звезду, из которой звучал голос, велевший идти в Иерусалим и спросить: «Где рожденный Царь Иудейский?» Они повиновались. Из Иерусалима звезда привела в Вифлеем, где, в пещере, они нашли новорожденного младенца, перед которым преклонились, а преклонившись, принеся дары и признав сущность младенца, немедленно сели на верблюдов и бежали к шейху, ибо Ирод — имелся в виду Ирод, названный Великим, — убил бы их, если бы смог захватить. Верный своему обычаю шейх позаботился о них и укрывал у себя год, после чего они, оставив богатые дары, уехали каждый своим путем.

— В самом деле чудесная история, — воскликнул Бен-Гур. — Как, ты говоришь, они спрашивали в Иерусалиме?

— Они должны были спросить: «Где рожденный Царь Иудейский?»

— И все?

— Было еще что-то, но я не могу вспомнить.

— И они нашли дитя?

— Да, и поклонились ему.

— Это чудо, Малух.

— Ильдерим — почтенный человек, хотя и вспыльчивый, как все арабы. Его язык не знает лжи.

В голосе Малуха звучала уверенность. Тем временем забытые дромадеры сами забыли о своих седоках и свернули с дороги пощипать траву.

— Слышал ли с тех пор Ильдерим об этих троих? — спросил Бен-Гур. — Что с ними стало потом?

— Именно потому он и пришел к Симониду в день, о котором я рассказываю. В предыдущую ночь у него снова появился египтянин.

— Где?

— Здесь, в шатре, к которому мы едем.

— Как он узнал этого человека?

— Так же, как ты — лошадей сегодня. По лицу и манере держаться.

— Только по этому?

— Он приехал на том же огромном белом верблюде и назвал то же имя — Балтазар.

— О чудо Господне! — в возбуждении воскликнул Бен-Гур.

— Отчего же, — удивился Малух.

— Ты сказал Балтазар?

— Да, Балтазар, египтянин.

— Это имя человека, которого мы видели сегодня у ключа, — египтянин Балтазар.

Теперь настал черед прийти в возбуждение Малуху.

— Верно, — сказал он, — и верблюд был тот же… и ты спас этому человеку жизнь.

— А женщина, — произнес Бен-Гур, думая вслух, — женщина была его дочерью.

Он задумался, и читатель несомненно скажет, что мысли были о женщине, и что образ ее оказался более привлекательным, чем образ Эсфири, хотя бы уже потому, что дольше оставался с нашим героем; но нет…

— Повтори еще раз, — сказал он. — Так ли должен был звучать вопрос: «Где тот, кто должен стать Царем Иудейским?»

— Не совсем так. Там было: «рожден Царем Иудейским». Эти слова шейх услышал в пустыне, и с тех пор он ждет прихода царя, и никто не мог поколебать его в вере, что царь придет.

— Как царь?

— Да. И как несущий Риму его рок — так говорит шейх.

Бен-Гур помолчал, размышляя и пытаясь умерить свои чувства.

— Старик — один из многих миллионов, — медленно произнес он, — многих миллионов тех, чья обида ждет отмщения; и странная вера — хлеб и вино его надежды, ибо кто; кроме Ирода, может быть царем иудейским, пока существует Рим? Но вернемся к рассказу. Слышал ли ты ответ Симонида?

— Если Ильдерим — почтенный человек, то Симонид — мудрый, — ответил Малух. — Я слышал, как он сказал… Но послушай! Кто-то едет нам навстречу.

Шум усиливался, пока они не разобрали тарахтение колес, смешанное со стуком лошадиных копыт, а мгновение спустя появился верхом на лошади шейх Ильдерим собственной персоной, сопровождаемый кавалькадой, в составе которой была и колесница, запряженная четырьмя рыжими арабами. Подбородок шейха, утонувший в длинной белой бороде, был опущен на грудь. Друзья прервали его путь, но, увидев их, он поднял голову и сказал радушно:

— Мир вам!.. О, мой друг Малух! Добро пожаловать! И скорее скажи, что ты не уезжаешь, а только прибыл с вестями от доброго Симонида — да продлит Бог его отцов дни жизни этого человека! Ну же, берите поводья, вы оба, и поезжайте за мной. У меня найдутся хлеб и лебен[6] или, если это вам больше по вкусу, арак и мясо козленка. Едем.

Они последовали до входа в шатер, где, когда гости спешились, хозяин уже встречал их, держа в руках поднос с тремя чашами густого напитка, только что налитого из закопченной кожаной бутылки, которая висела на центральном столбе.

— Пейте, — сказал шейх, — пейте, ибо это — сама доблесть кочевников.