Бен-Гур

Внезапно пришло озарение: на самом деле вся Роща была храмом — бескрайним, лишенным стен храмом!

Архитектор не остановился, сконструировав колонны и портики, пропорции и интерьеры, — он заставил служить себе Природу — предел, какого может достичь искусство.

Бен-Гур сошел с моста и углубился в ближайшую долину.

Он приблизился к стаду овец. Юная пастушка позвала его:

— Подойди!

Дальше тропа делилась алтарем — пьедесталом из черного гнейса, несущим мраморную плиту с причудливым узором из листьев, на которой, в медной жаровне, поддерживался огонь. Женщина у алтаря, увидев его, окликнула: «Постой!» В ее улыбке было искушение юной страсти.

Еще дальше встретилась процессия; во главе ее шли девочки, обнаженные, если не считать цветочных гирлянд, складывающие свои тонкие голоски в песню; за ними — мальчики, тоже обнаженные, с загорелыми телами, танцующие под звуки песни; за ними — процессия женщин с корзинами сладостей для алтарей — женщин, одетых в простые рубахи, не заботящихся об украшениях. Они протягивали к нему руки и говорили: «Постой, пойдем с нами». Одна из них, гречанка, пропела из Анакреонта:

Ныне брать или дарить,
Ныне жить и ныне пить,
Занимать или одалживать;
Нам неведом молчащий день завтрашний.

Но он продолжал идти, не обращая внимания на призывы, и приблизился к великолепной роще, поднявшейся в сердце долины. Она соблазняла своей тенью, сквозь листву сверкала белизной прекрасная статуя, и он, свернув, вошел под прохладную сень.

Трава там была свежей и чистой. Деревья, не тесня друг друга, представляли все породы, знакомые Востоку, смешанные с чужестранцами из отдаленных областей земли.

Статуя оказалась невыразимой красоты Дафной. Но он едва успел уделить ей беглый взгляд, потому что на тигровой шкуре у пьедестала спали в нежных объятиях девушка и юноша рядом с брошенными на охапку увядших роз топором, серпом и корзиной.

Зрелище заставило его остолбенеть. Прежде, в благоухающей чаще ему показалось, что законом этого рая был мир, и он готов был поверить такому выводу; теперь же этот сон среди сияния дня, сон у ног Дафны, открыл следующую главу. Законом здесь была Любовь, но Любовь без Закона.

Вот, что означал сладкий мир Дафны!
Вот жизнь ее служителей!
Вот чему приносили свои дары цари и князья!

Вот какому священнослужению покорилась природа — ее птицы, ручьи и лилии, река; труд многих рук, святость алтарей, животворящая сила солнца! Бен-Гур готов был пожалеть обитателей огромного храма. Как они пришли к своему состоянию, больше не было тайной: причины, воздействия, соблазны лежали перед ним. Некоторых прельстило обещание вечного мира в священном обиталище, красоте которого, даже не имея денег, они могли служить собственным трудом; этот класс предполагал наличие интеллекта, вмещающего надежду и страх; но это — лишь часть уверовавших. Сети Аполлона широки, а ячейки их малы, и трудно судить обо всем, что вытаскивают на берег его рыбари: тем более, что улов не только не может, но и не желает быть описанным. Довольно сказать, что здесь собрались все сибариты мира, и более всего среди них самых откровенных поклонников чувственности, которой предается почти весь Восток. Не поклонения поющему богу и его несчастной возлюбленной, не философии, требующей уединения, не религиозного служения, не любви в высшем ее смысле желали они. Благосклонный читатель, отчего нам не написать здесь правду? Отчего не признать, что в то время на земле было лишь два народа, способных на упомянутые экзальтации: тот, что жил по закону Моисея, и тот, что жил по закону Брахмы. Только они могли бы воскликнуть: «Лучше закон без любви, чем любовь без закона!»

Не нужно забывать, что сочувствие в значительной степени зависит от состояния духа: гнев несовместим с ним. (И наоборот, ничто так ему не способствует, как состояние самоудовлетворения.) Бен-Гур шагал быстрее, высоко держа голову; и хотя способность наслаждаться красотами не уменьшилась, он делал это спокойнее, лишь иногда кривил губы, вспоминая, как близок был к тому, чтобы поддаться соблазну.

ГЛАВА VII Стадион в роще

Перед Бен-Гуром стоял кипарисовый лес. Войдя, он услышал трубу, а мгновение спустя увидел лежащего на траве соотечественника, с которым встретился на дороге. Человек встал и подошел.

— Приветствую тебя еще раз, — учтиво произнес он.

— Благодарю, — ответил Бен-Гур и спросил: — Нам по пути?

— Я иду на стадион, а ты?

— Стадион?

— Да, труба, которую ты сейчас слышал, звала участников гонок.

— Добрый друг, — сказал Бен-Гур, — я ничего не знаю о Роще и буду рад, если позволишь следовать за тобой.

— Мне будет очень приятно. Слышишь? Стучат колеса. Колесницы выезжают на дорожку.

Бен-Гур прислушался, потом взял человека за локоть и сказал:

— Я сын Аррия, дуумвира, а ты?

— Я Малух, антиохский купец.