Белый раб

Тяжело было бы мне и, возможно, скучно было бы читателю, если б я решился продлить подробное описание страданий и горестей, которые, цепляясь одно за другое, составляли однообразную, бесцветную ткань моей жизни в тот период. Эпизоды, описанные мною в предыдущих главах, могут служить образцом тех радостен, которые выпали мне на долю. Обо всем этом можно рассказать в немногих, скупых словах. Этот отрезок моей жизни почти полностью совпадает с жизнью многих тысяч человеческих существ в Америке. Меня перегружали работой, плохо кормили, избивали по всякому поводу. Мистер Стаббс - ведь труден только первый шаг - после удачного начала, не давая мне оправиться от одного избиения, уже подвергал новому. На моем теле до сих пор сохранились знаки, которые мне, вероятно, суждено унести с собой в могилу. Все это-де мне на пользу, как он имел обыкновение говорить. И, пересыпая свою речь ругательствами, он добавлял:

- Я не успокоюсь и не перестану пороть тебя, пока не выбью из тебя кнутом спесь!

Настоящее становилось для меня нестерпимым… А на что я мог надеяться в будущем? Я жаждал смерти, и мне трудно сейчас отдать себе отчет, до какой крайности я мог тогда дойти, если б не наступила перемена, которая в любую минуту может произойти с рабом без всякого его участия. На этот раз перемена принесла мне хоть некоторое временное облегчение.

Неожиданно умер какой-то богатый родственник полковника Мура, и полковник оказался наследником обширных владений в Южной Каролине. Но оставленное умершим завещание содержало кое-какие спорные пункты, которые могли послужить поводом для судебного процесса. При создавшемся положении личное присутствие полковника становилось необходимым. Он уехал в Чарльстон в сопровождении нескольких слуг. Двое из числа домашних слуг незадолго до этого умерли. Неделю спустя после отъезда полковника миссис Мур прислала за мной: я должен был, по ее желанию, занять место одного из недостающих слуг.

Я был счастлив этой перемене. Я знал миссис Мур как добрую женщину, не способную обругать или избить слугу, даже если он был рабом, за исключением разве тех случаев, когда она находилась в дурном расположении духа, что случалось не чаще одного или двух раз в неделю. Бывало, правда, в периоды большой жары, что такие приступы "дурного настроения" затягивались на целую неделю.

Возлагал я кое-какие надежды и на то, что моя преданность ее любимому сыну Джемсу расположит миссис Мур в мою пользу. Я не ошибся. Контраст между тиранией мистера Стаббса и моим новым положением был так разителен, что я чувствовал себя почти счастливым. Ко мне вернулись веселье и прежняя беззаботность. О будущем я старался не думать.

Я полностью наслаждался временным улучшением моей жизни и перестал постоянно вспоминать о тягостях, связанных с моим происхождением.

Как раз в это время в усадьбу вернулась старшая дочь полковника Мура, мисс Каролина, которая провела несколько лет в Балтиморе у тетки, занимавшейся там ее воспитанием. Дочь полковника не отличалась ни красотой, ни привлекательностью, зато горничная ее, Касси, которая в годы нашего детства была подругой моих игр, сейчас, после долгого отсутствия, успела превратиться в настоящую женщину. Природа щедро одарила ее тем обаянием, которого была лишена ее госпожа.

От слуг в доме я узнал, что Касси была дочерью родного брата полковника Мура и рабыни, которая в течение года или двух занимала в соседнем поместье такое же положение, как моя мать на плантации полковника Мура. Женщина эта давно умерла, и Касси очень рано осталась сиротой. Мать ее, как говорили, была поразительно хороша собой и в свое время чуть было не стала соперницей моей покойной матери, так как полковник, увидев ее, настойчиво стремился купить ее у брата.

Касси по внешности была вполне достойна своей матери. Она была невысока ростом, но обладала врожденной грацией и изяществом. Живость ее движений и гибкость могли служить образцом, достигнуть которого не было дано ее ленивой госпоже, вечно возлежавшей на диване. Смуглый цвет лица Касси и нежный румянец делали ее во много раз привлекательнее болезненно бледных красавиц Нижней Виргинии, а глаза ее были выразительны и прекрасны.