Читаем Белый клык полностью

The balls of quills might have been a stone for all it moved; the lynx might have been frozen to marble; and old One Eye might have been dead.Клубок игл сохранял полную неподвижность, и его легко можно было принять за камень; рысь превратилась в мраморное изваяние; а Одноглазый -- тот был точно мертвый.
Yet all three animals were keyed to a tenseness of living that was almost painful, and scarcely ever would it come to them to be more alive than they were then in their seeming petrifaction.Однако все трое жили такой напряженной жизнью, напряженной почти до ощущения физической боли, что вряд ли когда-нибудь им приходилось чувствовать в себе столько сил, сколько они чувствовали сейчас, когда тела их казались окаменелыми.
One Eye moved slightly and peered forth with increased eagerness.Одноглазый подался вперед, насторожившись еще больше.
Something was happening.Там, за сосной, произошли какие-то перемены.
The porcupine had at last decided that its enemy had gone away.Дикобраз в конце концов решил, что враг его удалился.
Slowly, cautiously, it was unrolling its ball of impregnable armour.Медленно, осторожно стал он расправлять свою непроницаемую броню.
It was agitated by no tremor of anticipation.Его не тревожило ни малейшее подозрение.
Slowly, slowly, the bristling ball straightened out and lengthened.Колючий клубок медленно-медленно развернулся и начал выпрямляться.
One Eye watching, felt a sudden moistness in his mouth and a drooling of saliva, involuntary, excited by the living meat that was spreading itself like a repast before him.Одноглазый почувствовал, что рот у него наполняется слюной при виде живой дичи, лежавшей перед ним, как готовое угощение.
Not quite entirely had the porcupine unrolled when it discovered its enemy.Еще не успев развернуться до конца, дикобраз увидел своего врага.
In that instant the lynx struck.И в это мгновение рысь ударила его.
The blow was like a flash of light.Удар был быстрый, как молния.
The paw, with rigid claws curving like talons, shot under the tender belly and came back with a swift ripping movement.Лапа с крепкими когтями, согнутыми, как у хищной птицы, распорола нежное брюхо и тотчас же отдернулась назад.
Had the porcupine been entirely unrolled, or had it not discovered its enemy a fraction of a second before the blow was struck, the paw would have escaped unscathed; but a side-flick of the tail sank sharp quills into it as it was withdrawn.Если бы дикобраз развернулся во всю длину или заметил врага на какую-нибудь десятую долю секунды позже, лапа осталась бы невредимой, но в то мгновение, когда рысь отдернула лапу, дикобраз ударил ее сбоку хвостом и вонзил в нее свои острые иглы.
Everything had happened at once-the blow, the counter-blow, the squeal of agony from the porcupine, the big cat's squall of sudden hurt and astonishment.Все произошло одновременно -- удар, ответный удар, предсмертный визг дикобраза и крик огромной кошки, ошеломленной болью.
One Eye half arose in his excitement, his ears up, his tail straight out and quivering behind him.Одноглазый привстал, навострил уши и вытянул хвост, дрожащий от волнения.
The lynx's bad temper got the best of her.Рысь дала волю своему нраву.
She sprang savagely at the thing that had hurt her.Она с яростью набросилась на зверя, причинившего ей такую боль.
Перейти на страницу:

Все книги серии Параллельный перевод

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки