Читаем Белый клык полностью

In the silence that followed, the low, half-sobbing whine was heard at the door and then the long, questing sniff.В наступившей тишине стало слышно, как Белый Клык тихо поскуливает, словно сдерживая плач, и обнюхивает дверь.
"There's no denyin' he thinks a hell of a lot of you," Matt said.-- А все-таки здорово он к вам привязался, -сказал Мэтт.
The other glared at him in sudden wrath.Хозяин вдруг вскипел:
"Damn it all, man!-- Да ну вас к черту, Мэтт!
I know my own mind and what's best!"Я сам знаю, что делать.
"I'm agreein' with you, only . . . "-- Я не спорю, только...
"Only what?" Scott snapped out.-- Что "только"? -- оборвал его Скотт.
"Only ..." the dog-musher began softly, then changed his mind and betrayed a rising anger of his own. "Well, you needn't get so all-fired het up about it.-- Только... -- тихо начал погонщик, но вдруг осмелел и не стал скрывать, что сердится: -Чего вы так взъерошились?
Judgin' by your actions one'd think you didn't know your own mind."Г лядя на вас, можно подумать, что вы так-таки и не знаете, что делать.
Weedon Scott debated with himself for a while, and then said more gently:Минуту Уидон Скотт боролся с самим собой, а потом сказал уже гораздо более мягким тоном:
"You are right, Matt.-- Вы правы, Мэтт.
I don't know my own mind, and that's what's the trouble." "Why, it would be rank ridiculousness for me to take that dog along," he broke out after another pause.Я сам не знаю, что делать. В том-то вся и беда... -- И, помолчав, добавил: -- Да нет, было бы чистейшим безумием взять собаку с собой.
"I'm agreein' with you," was Matt's answer, and again his employer was not quite satisfied with him.-- Я с вами совершенно согласен, -- ответил Мэтт, но его слова и на этот раз не удовлетворили хозяина.
"But how in the name of the great Sardanapolis he knows you're goin' is what gets me," the dog-musher continued innocently.-- Каким образом он догадывается, что вы уезжаете, вот чего я не могу понять! -- как ни в чем не бывало продолжал Мэтт.
"It's beyond me, Matt," Scott answered, with a mournful shake of the head.-- Я и сам этого не понимаю, -- ответил Скотт, грустно покачав головой.
Then came the day when, through the open cabin door, White Fang saw the fatal grip on the floor and the love-master packing things into it.А потом наступил день, когда в открытую дверь хижины Белый Клык увидел, как хозяин укладывает вещи в тот самый проклятый чемодан.
Also, there were comings and goings, and the erstwhile placid atmosphere of the cabin was vexed with strange perturbations and unrest.Хозяин и Мэтт то и дело уходили и приходили, и мирная жизнь хижины была нарушена.
Here was indubitable evidence. White Fang had already scented it.У Белого Клыка не осталось никаких сомнений.
He now reasoned it. His god was preparing for another flight.Он уже давно чуял беду, а теперь понял, что ему грозит: бог снова готовится к бегству.
And since he had not taken him with him before, so, now, he could look to be left behind.Уж если он не взял его с собой в первый раз, то, очевидно, не возьмет и теперь.
Перейти на страницу:

Все книги серии Параллельный перевод

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки