Белые зубы

– Не наглей, парень. Мы знаем, что делаем. Разве ты не в курсе, в каких нам с Арчибальдом довелось побывать передрягах? Для того, кто впятером теснился в танке в самой гуще сражения, каждую секунду рискуя жизнью среди пуль, едва не чиркающих о задницу, и в этих немыслимых условиях умудрялся брать в плен врага, – ураган, доложу я тебе, просто тьфу, мелочь. Он может пережить… да, да, безумно смешно, – промямлил Самад, заметив, что дети и жены как один симулировали нарколепсию. – Кто будет бобы? Подставляйте тарелки.

– Опять за свое, – сказала Алсана. – Веселенький у нас будет вечер, если старая боевая кляча примется за свои россказни.

– Давай-давай, Сэм, – подмигнул ему Арчи. – Расскажи нам историйку о Мангале Панде. Вот смеху будет!

– О не-е-ет, – взмолилась вся честная компания, тыкая ребром ладони в горло и хрипя.

– Жизнь Мангала Панде, – возмутился Самад, – не повод для смеха. Он соль жизни, отец современной Индии, большая шишка в истории, где бы мы без него были?

Алсана фыркнула.

– Большая и толстая дырка от бублика. Каждый дурак знает, что большая шишка у нас Ганди. Или Неру. Может, еще Акбар[58], но он горбатый и носатый, мне он никогда не нравился.

– Черт побери! Что за чушь ты несешь, женщина! Что тебе про это известно? Проблема: бал правит рыночная экономика, реклама и права на экранизацию. Вопрос: захотят ли белозубые красавцы-мужчины сыграть тебя, и так далее. У Ганди был мистер Кингсли – браво! – а кто возьмется за роль Панде? Панде куда как менее красив, верно? Слишком индийская внешность, большой нос, широкие брови. Потому-то я вечно донимаю вас рассказами о Мангале Панде. Вывод: если не я, то кто же?

– Слушай все, – сказал Миллат, – я изложу вам краткую версию. Прадед…

– Для тебя прапрадед, глупыш, – поправила Алсана.

– Неважно. Решил отыметь англичан…

– Миллат!

– …хорошо, поднять восстание против всех этих Джеков-Джонов, обкурился до чертиков, пальнул в капитана, промазал, выстрелил в себя, промазал – тут и виселица на изготовку…

– Наготове, – машинально поправила Клара.

– Наготове или на изготовку? Пойду принесу словарь. – Арчи отложил молоток и слез с кухонной стойки.

– Да не важно. Конец. Скуш-но.

Тут мамонтово дерево – типичный представитель флоры Северного Лондона, которое, выпустив из ствола три скромных кусточка, в итоге отращивает роскошную крону, приют для целой диаспоры сорок, – это дерево вдруг вырвалось из собачьего дерьма и бетона, сделало нетвердый шаг и рухнуло в обморок; проломив водосток, раму, фанеру, разбив газовую лампу, ствол приземлился на то место, где только что стоял Арчи.

Арчи сориентировался первым: пока все, плача и дрожа, с тревогой ощупывали друг друга, он сбил полотенцем огонек, разгоравшийся на кухонных пробковых панелях. Хотя Арчи был заметно потрясен вторжением в его «сделайсамовскую» империю, он не дрогнул перед стихией и, связав ветви кухонными тряпицами, приказал Миллату и Айри потушить в доме все газовые лампы.

– Не хотим же мы сгореть заживо? Лучше поищу черный пластик и электрический шнур. Как-нибудь справимся.

Самад скептически хмыкнул:

– Ты уверен, Арчибальд? Ума не приложу, как с помощью электрического шнура можно исправить тот факт, что в кухне лежит полдерева.

– Люди, я в шоке, – заикаясь, пробормотала Клара после затяжного молчания; буря как раз ненадолго стихла. – Тишина – дурной знак. Моя бабушка – упокой ее Господь – всегда так говорила. Тишина означает, что Бог переводит дыхание и набирается сил для нового крика. Давайте отсюда уйдем.

– Это было единственное дерево с этой стороны дома. Лучше остаться здесь. Здесь хуже не будет. К тому же… – Арчи нежно коснулся жениной руки. – Вам, Боуденам, такое довелось пережить! Твоя мама родилась в момент землетрясения, Боже спаси и сохрани. В 1907 году Кингстон разваливался на куски, а Гортензия появилась на свет. Такой штормишко ее бы не испугал. Кремень, одно слово.

– Да какой там кремень, – спокойно ответила Клара, вставая посмотреть в разбитое окно, что творится снаружи, – просто везение. Везение и вера.

– Думаю, нам надо помолиться. – Самад взялся за свой сувенирный Коран. – Этим вечером мы достаточно убедились в могуществе Создателя.

Отыскав нужное место, Самад жестом патриция протянул книгу Алсане, но та захлопнула ее и взглянула на мужа. Алсана назубок знала слово Божие (с таким-то образованием и родителями), но веры ей недоставало, поэтому только крайняя необходимость вынудила ее процитировать Коран.

– Я не поклоняюсь тому, чему вы поклоняетесь, а вы не поклоняетесь тому, чему я поклоняюсь. Я ведь не поклонюсь тому, чему вы поклонялись, и вы не поклонитесь тому, чему я поклоняюсь. Вам – ваша вера, мне же – моя вера! Сура 109, перевод Н. Дж. Дэвуда[59]. А теперь кто-нибудь… – Она посмотрела на Клару: – Пожалуйста, напомните моему мужу, что он не Барри Манилоу[60] и не может заставить весь мир плясать под его дудку. Он дудит в свою дуду, а я в свою.

Презрительно отворотившись от жены, Самад уперся ладонями в книгу и спросил:

– Кто хочет помолиться вместе со мной?