Обе стороны зашли в тупик. Стало ясно, что пора делить территорию. Айри потребовала свою комнату и чердак, Арчи – разумный спорщик – попросил только комнату для гостей, телевизор и спутниковую тарелку (установленную за счет государства), а Кларе досталось все остальное, кроме ванной, признанной нейтральной территорией. Настало время хлопанья дверей, потому что время переговоров прошло.
25 октября 1991 года в час ночи Айри пошла в наступление. По опыту она знала, что перед сном ее мать проще всего переубедить. В это время она начинала говорить тихо, как ребенок, от усталости у нее появлялась легкая шепелявость. Именно тогда было легче всего получить то, чего хотелось: деньги на карманные расходы, новый велосипед, перенесение комендантского часа на более позднее время. Эта тактика была стара как мир, так что Айри сначала даже не думала ее применять в этом важном и долгом споре. Но другого выхода не было.
– Айри? Ф фем двело? Щас ночфи… Лофысь фпать…
Айри открыла дверь пошире, впуская в спальню свет из коридора.
Арчи зарылся в подушку.
– Черт, дочка, правда, уже час ночи! Некоторым завтра на работу вставать.
– Я хочу поговорить с мамой, – твердо сказала Айри, подходя к кровати. – Днем она не хочет со мной разговаривать, так что приходится говорить ночью.
– Айри, пжаа-лста… я уфтала… я хофу фпать.
– Мне не просто хочется отдохнуть год, мне это
– А мы не можем тебя поддерживать. У нас нет на это денег, – проворчал Арчи, накрывая голову одеялом. – Мы же не великие ученые.
– Мне не нужны от вас деньги. Я найду работу или еще что придумаю, но мне нужно ваше согласие! Чтобы
– Да я-то не против. Я ничего и не говорю, это вот мама…
– Спасибо, пап, а то я без тебя не знала.
– Ну и ладно, – обиженно проворчал Арчи, отворачиваясь к стене. – Ни слова тебе больше не скажу…
– Пап, прости, я не то хотела… Мам! Ты не могла бы сесть и нормально поговорить со мной? Мне необходимо с тобой поговорить. Иногда у меня возникает такое чувство, что я говорю сама с собой, – сказала Айри корявым языком – в этом году все английские дети так заговорили, благодаря сериалам антиподов. – Мне нужно твое разрешение.
Даже в темноте Айри разглядела, как Клара нахмурилась.
– Какфое ражрешение? Хошешь поехать погляветь на неффясных негров? Новый доктор Ливингштон? Этому тевя науфили Шалфены? Хошешь погляветь на неффясных негров, шиди ждесь и шмотри на меня школько влежет. Хоть фше шешть мешяцев!
– При чем здесь это! Я просто хочу посмотреть, как живут другие люди!
– И ждохнуть от малярии! Пройдишь по улише – пошмошришь, как живут друвие!
Айри сердито схватилась за столбик кровати и обогнула угол, чтобы подойти ближе к Кларе.
– Почему ты не можешь просто сесть и нормально со мной поговорить. Нормально, а не как будто говоришь с пятилетним ребенком…
В темноте Айри не заметила стакан с водой. Она охнула, когда ледяная вода пролилась ей на ноги и просочилась на ковер. А потом, когда вода стекла, Айри показалось, как это ни странно, что кто-то кусает ее за ногу.
– Ай!
– Боже мой! Что опять? – спросил Арчи и включил ночник.
Айри посмотрела вниз. Война войной, но это был явно низкий удар. На ее правой ноге висели чьи-то вставные челюсти.
– Черт! Что это?
Но спрашивать было глупо. Еще не закончив вопроса, она уже догадалась, в чем дело. Ночной голос. Идеальная белизна днем.
Клара быстро сняла свои зубы с ноги Айри и, поскольку теперь уже не было смысла их прятать, положила их на тумбочку.
– Дафольна? – устало спросила Клара. (Не то чтобы она специально скрывала это от Айри, просто как-то не нашлось подходящего момента, чтобы сказать).
Но Айри было шестнадцать, а в этом возрасте кажется, что все всё делают специально. Для нее это стало еще одним доказательством родительского лицемерия и скрытности, еще один пример тайн Джонсов – Боуденов, тайн, о которых никто тебе не расскажет, истории, которая всегда будет покрыта мраком, слухов, в которых никогда не разберешься. Каждый день наполнен намеками и недомолвками. Кусочек шрапнели в ноге Арчи… фотография белого дедушки Дарэма… имя Офелия и слово «сумасшедший дом»… велосипедный шлем и древний брызговик… запах из «О’Коннела»… слабое воспоминание о какой-то ночной поездке на машине и о том, как она махала мальчику, улетающему на самолете… конверты со шведскими марками, Хорст Ибельгауфтс, «если что, вернуть отправителю»…
Какую сложную паутину мы плетем. Прав был Миллат – наши родители ущербные люди: у одного нет руки, у другой – зубов. Они знают массу тайн, которые ты хотел бы узнать, но боишься. Но теперь ей все это надоело. Ей больше не нужны тайны. Ей нужна правда – вся целиком. Она возвращается к отправителю.