– А это доктор Соломон Чалфен – дедушка Маркуса. Он один из немногих понимал Фрейда тогда, когда вся Вена считала, что имеет дело с извращенцем. Удивительное лицо, не правда ли? Так и светится мудростью. Когда Маркус показал мне этот снимок, я тут же поняла, что хочу выйти за него замуж. Я подумала: если мой Маркус станет таким в восемьдесят лет, я буду самой счастливой женщиной на свете.
Клара улыбнулась и восхищенно взглянула на дагеротип. С плетущейся у нее в хвосте Айри, она передвигалась вдоль каминной полки, где стояли портреты. Восемь штук она уже рассмотрела, и еще столько же ждало ее впереди.
– Это великий древний род, и не подумай, Клара… Можно называть тебя Кларой?
– Да, зовите меня Кларой, миссис Чалфен.
Айри думала, что сейчас Джойс предложит Кларе звать ее Джойс, но та ничего не сказала.
– Ну так вот, как я говорила, это великий древний род, и не подумай, что мы очень самонадеянные, но мы хотим верить, что Айри, в некотором смысле, присоединится к нему. Айри
– Она сама рада, что к вам приходит. И она многим вам обязана. Мы все вам обязаны.
– Что вы, что вы… Я считаю, что это святая обязанность интеллектуалов заботиться… и вообще это было так
– Я думаю, она в любом случае будет приходить к вам. Она целыми днями только о вас и говорит. Чалфены то, Чалфены это…
Джойс взяла Клару за руки.
– Ох, Клара,
Джойс, как критик в картинной галерее, отступила на шаг, уперла руки в боки и довольно оглядела портреты.
– Сама понимаешь, рано или поздно начинаешь думать, что тут дело в генах. В этой семье все ужасно умные. Просто воспитанием это не объяснишь, ведь правда?
– Нет, наверно, – слабо согласилась Клара.
– И, кстати, все хотела узнать, в кого Айри такая умная: в английских или в ямайских родственников?
Клара еще раз оглядела ряд мертвецов: некоторые в накрахмаленных воротничках, некоторые с моноклями, некоторые в кругу семьи – и все скованно ожидают, когда фотограф закончит свое дело. Кого-то они ей напоминали. Ее дедушку – красавца капитана Чарли Дарэма. На единственной сохранившейся фотографии он сидел бледный и зажатый, яростно смотрел в камеру, казалось, что его не просто фотографируют, а он сам старается отпечатать свой образ на ацетате. В его время такой тип людей называли Воинственный Христианин. Боудены звали его просто Белый. «Этот никчемный дурак думает – ему принадлежит все, к чему он прикоснется».
– Наверно, в моих родственников, – задумчиво сказала Клара. – Во мне есть английская кровь. Мой дедушка – отец моей матери – был англичанином и, говорят, настоящим аристократом. Она родилась в 1907 году во время кингстонского землетрясения. Вот я и думаю, может, из-за этого боуденские мозги встали на место, потому что с тех пор наша семья стала жить совсем неплохо.
Джойс заметила, что Клара пыталась пошутить, и тут же улыбнулась.
– Да, видимо, Айри пошла в капитана Чарли Дарэма. Он научил мою бабушку всему, что она знала. Дал ей хорошее английское образование. Конечно, Айри в него, больше не в кого.
– Ну надо же! Как интересно! Я так и говорила Маркусу, что тут дело в
Когда входная дверь закрылась за ней, Клара снова закусила губу, на этот раз от злости и досады. С чего она сказала про капитана Чарли Дарэма? Вранье. Такое же фальшивое, как ее белые зубы. Клара умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Гортензия умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Наверное, и бабушка Амброзия была умнее, чем капитан Чарли Дарэм. Он считал себя умным, но был дураком. Он пожертвовал жизнями тысячи людей, чтобы спасти одну женщину, которую толком никогда не знал. Капитан Чарли Дарэм был никчемным дураком.
Глава 13. Корни Гортензии Боуден
Английское образование – штука опасная. Любимый пример Алсаны – история лорда Элленборо, который, захватив у Индии провинцию Зинд, послал в Дели телеграмму, состоящую всего из одного слова: «peccavi» – латинского глагола, означающего «я согрешил».
– Только англичане, – с ненавистью говорила она, – хотят одновременно и научить тебя, и ограбить.
Именно поэтому Алсана и не доверяла Чалфенам.