– Не обращай на них внимания, – вмешался Джошуа. – Мои родители все никак не научатся вести себя прилично и не кидаться друг на друга.
Но даже это было сказано с гордостью: дети Чалфенов знали, что их родители – уникальные люди – счастливые супруги – таких родителей во всей «Гленард Оук» не больше дюжины. Айри подумала о своих родителях, чьи прикосновения уже давно стали только опосредованными – через пульт от телевизора, через коробку с печеньем, через выключатели – они существовали, как следы, на тех предметах, где случайно побывали руки обоих.
– Здорово, так любить друг друга после стольких лет, – сказала Айри.
Джойс резко развернулась, как будто отпустили пружину:
– Это замечательно! Невероятно! Однажды утром просыпаешься и понимаешь, что моногамия – не ограничение, а свобода! И дети должны расти, видя это. Не знаю, чувствовала ли ты что-нибудь подобное… столько пишут о том, что афрокарибцам трудно построить длительные отношения. Бедненькие! В «Жизни комнатных растений» я писала о доминиканке, которая шесть раз переезжала от одного мужчины к другому и переносила с собой свою азалию. То она ее ставила на подоконник, то в темный угол, то в спальню с окнами на южную сторону… Нельзя так обращаться с цветами!
Это был обычный случай: Джойс часто увлекалась и начинала рассказывать о своих цветах – Маркус и Джошуа шутливо, но с любовью закатили глаза.
Докуривший Миллат ввалился в кухню.
– Будем мы заниматься или нет? Это все очень мило, но я сегодня хочу еще пойти погулять. Рано или поздно.
В то время как Айри замечталась, разглядывая Чалфенов, как антрополог-романтик, Миллат стоял в саду, сворачивал косяк и смотрел в окно кухни. Там, где Айри видела культуру, изящество, блеск и ум, Миллат видел деньги, незаслуженные деньги, деньги, бессмысленно лежащие у этой семьи и ничему не служащие, деньги, которые ждут кого-то, кому они нужнее, например ему.
– Ну-с, – начала Джойс, пытаясь хоть немного их задержать, чтобы оттянуть момент воцарения обычной Чалфенской тишины, – значит, вы будете делать уроки все вместе! Мы очень рады вас видеть: тебя и Айри. Я и директору говорила (ведь правда, Маркус?), что это не должно быть наказание, что вы совершили не самое страшное преступление. По секрету говоря, я в свое время неплохую марихуану выращивала…
–
Терпение, подумала Джойс. Если хочешь вырастить что-то хорошее, надо запастись терпением. Регулярно поливать. Не выходить из себя, когда ветка не подрезается.
– …и директор рассказал мне, что обстановка у вас дома… и… Я уверена, что вам будет удобнее учить уроки здесь. В этом году очень важно хорошо учиться, ведь вы сдаете выпускные экзамены. А вы дети умненькие, это сразу по глазам видно. Правда, Маркус?
– Джош, твоя мать спрашивает, проявляются ли интеллектуальные способности через вторичные физические характеристики: цвет и форма глаза и т. п. Есть ли разумный ответ на такой вопрос?
Но Джойс не сдавалась. Мыши и люди, гены и бактерии – это область Маркуса. Рассада, свет, рост, уход, забытые сердца вещей –
– Ваш директор знает, как я не люблю, когда хороший потенциал тратится впустую, поэтому и послал вас к
– А еще потому, что он знает, что любой Чалфен в четыреста раз умнее его! – закричал Джек, совершая картинный прыжок. Он был слишком мал и еще не понял, что нельзя гордиться своей семьей так навязчиво, что надо находить более приемлемую форму выражения своего тщеславия. – Даже Оскар умнее!
– Нет, не умнее, – пробормотал Оскар и пнул гараж из «Лего», который только что построил. – Я самый глупый человек во всем мире.
– У Оскара IQ – 178, – прошептала Джойс. – Меня как мать это даже немного пугает.
– Ух ты! – сказала Айри и, как и все остальные, посмотрела на Оскара, запихивающего в рот пластмассового жирафа. – Здорово!
– Конечно! Но у него были все условия. Ведь самое главное – это как человек растет. Ему просто повезло, что у него всегда под боком был Маркус. Как солнечный луч, непрерывно направленный на растение. Ему просто повезло. Вернее, им всем повезло. Может быть, тебя это удивит, но я всегда хотела выйти замуж за человека умнее меня. – Уперев руки в боки, Джойс ждала, пока Айри не признает, что ее это удивило. – Нет, в самом деле. Вообще-то я ярая феминистка, это и Маркус подтвердит, но…
– Она ярая феминистка, – отозвался Маркус из недр холодильника.
– Не знаю, поймешь ли ты меня… У вас уже совсем другие представления… Но я знала, что умный муж не станет меня угнетать. И я знала, какой отец нужен моим будущим детям. Что ж, все это тебя удивляет? Простите, пожалуйста, что так вас задержали, вообще-то Чалфены не болтливые. Но я подумала – если вы будете приходить каждую неделю, то лучше сразу выдать вам большую порцию Чалфенизма.
Все Чалфены, услышав последние слова Джойс, согласно закивали.