Белые степи

Придя в себя, Зухра разбудила разомлевших детей и, чтобы они не ныли и не отставали, рассказала про медведей. И их как будто подбросило. Так они быстро вскочили на ноги и не заметили, как быстро прошли оставшийся подъем, распевая песни и крича, как их учила та женщина. Казалось бы, что вот и вершина, но дорога пошла через ровную местность, поросшую светлыми березами вперемешку с соснами, кустами рябины, калины и черемухи. На удивление путников, они впереди услышали звон ручья – откуда на вершине такой высокой горы вода? На самом деле прямо у дороги справа бил прохладный и чистый ключ, образовав у места выхода из-под земли красивый водоемчик. Они вдоволь напились вкусной холодной водицы, умылись, доели остатки лепешек и пошли дальше.

Тут светлый лес закончился, и впереди опять встала стена из могучих дубов, кряжистых лип и говорливых осин. Но в просвете между ними далеко внизу завиднелась голубая даль, гряды удаляющихся и растворяющихся в тумане лесенок гор. И у самого подножья Зильмердака, подсвеченная лучами заходящего солнца, закурилась печными трубами деревня. «Вот оно, Худайбердино, дошли», – выдохнула Зухра.

Окруженное со всех сторон заросшими лесом горами, открытое зеленое пространство завораживало. Оно было уютным и привольным. Две улочки маленькой деревеньки располагались на возвышении над речкой, огибающей всю деревню. Если Толпарово поразило воображение суровой и строгой красотой, которую придавали высокие стройные ели и скалы, то Худайбердино, в сравнении, было скромным и уютным. На пойменной поляне и на полулысых пригорках вольно паслись табуны лошадей, коров и овечек. Не было привычных степному глазу засеянных рожью и пшеницей нив.

Спуск вниз по крутому обрывистому склону оказался еще труднее. Уставшие ноги, вынужденные удерживать на себе вес всего тела, чтобы его не понесло мимо дороги круто вниз, отказывались идти, заметно дрожали. Дорога шла зигзагами, с крутыми поворотами. «И как же здесь лошади удерживают груз!» – думала пораженная Зухра, рассматривая следы от колес телег, проложенные между выпирающими из-под земли камнями и промытыми дождями канавками. Уже ниже по склону крутизна уменьшилась, и мягкая дорога пошла косо вниз, между одинаковыми зарослями лип и осин, которые скоро сменились березами. Постепенно спуск закончился, и путники вышли в светлое пространство – большую затемненную Зильмердаком поляну. В начале поляны их встретила раскинувшая ветви широко в стороны, как будто в приветствии, невысокая сосна. В конце поляны завиднелись первые домики деревни…

6

Все здесь не понравилось Зухре. Казалось, окружающие горы, леса валятся на людей, теснят. Домики, в которых жили деревенские, были низкими, маленькими и неухоженными. «Живут в сердцевине гор, среди леса, а обитают в жалких хибарах. Ни за что не согласилась бы здесь жить. Все мечтала попасть в Белые степи, а попала в темные леса и горы», – думала она, разглядывая дворы без садов. Все здесь было просто: дворы огорожены жердями, и ворота из жердей, для скота кое-как построенные сарайчики и навесы. Большинство крыш покрыты корой липы или дранками. Самым высоким и большим домом в деревне была школа, как позже она узнала, целиком построенная силами самих же худайбердинцев. И более-менее выделялся дом бывшего местного бая – высокий пятистенок с четырьмя окнами с наличниками, куда ее и направили старушки, сидевшие на лавке у крайнего дома.

– Фатхелислама спрашиваешь? – переглянулись они, по-простецки не скрывая праздного любопытства. – Да вон, идите в самый высокий дом слева, там он у Байдаулета гостит.

И как только путники удалились, зашептались: «Никак жена Фатхелислама с детьми пожаловала, а он-то у Байдаулета медовуху дует!»

Дальше и не надо было спрашивать, где муж, – издалека слышалось, как он поет, иногда переходя на игру на курае. Редкие прохожие надолго останавливались у дома, слушая его пение. «Во дает, – думала со злостью Зухра, – мы тут голодные, уставшие, чуть нас медведи по дороге не задрали, год, как его потеряли, а он тут спокойно песни распевает!»

Войдя в добротный двор, Зухра увидела растянутую и прибитую для сушки шерстью к стенке сарая овечью шкуру и свежие следы крови на траве и спекшиеся сгустки в тазике. «Значит, недавно зарезали, – подумала она, – хорошо живут!»

Захмелевший от обильного угощения, вольготно развалившийся на подушках Фатхелислам не поверил своим глазам, когда хозяйка завела путников в дом, мол, тебя спрашивают, и, приподнявшись, ерзая как на иголках, ошарашенно спросил:

– Вы откуда? Как? Как вы здесь оказались?

– Это ты нас так встречаешь, так мы тебе нужны? – поздоровавшись с хозяевами, разозлилась падающая с ног Зухра. Вид обильного угощения на столе, запахи мяса и жирного бульона вскружили ей голову.

– Так я хотел на покосе подзаработать и домой идти.

– Долго ты собирался, аж целый год! А мы должны с голоду умирать!

Фатхелислам, не зная, что ответить, выпалил первое пришедшее на ум:

– Идите обратно, я скоро сам вернусь!