Читаем Белые степи полностью

Первое время Фатхелислам с Зухрой нанимались на сезонные деревенские работы – косили сено, драли лыко, Фатхелислам мастерски плел лапти. И плел как башкирские, для своих, так и на русский манер – для продажи в рабочем поселке. Через некоторое время ему предложили работу сторожем в лесной барак, который местные почему-то называли кордоном (пост лесной стражи).

– Там живут лесорубы и по дороге ночуют возчики леса и сена. Там и тебе работа есть. Ты же сможешь быть стряпухой, прачкой и уборщицей, – уговаривал Зухру воодушевленный этим предложением Фатхелислам. – Это и крыша над головой, и работа с зарплатой.

– Ладно, – согласилась она, – поработаем немного, поживем… Пусть там все утихомирится. Подкопим денег, да и, может, вернемся… Как можно жить в такой глуши, в темном лесу?

Большой барак находился в трех километрах от деревни и стоял на краю просторной сенокосной поляны. За бараком начинался густой угрюмый лес, постепенно заползающий на хребет Зильмердак. Рядом протекала та самая река Зилим, через которую они проезжали по большому мосту по дороге в Архангельское и пешком переходили у деревни Толпарово. Только здесь ее можно было перепрыгнуть – чуть выше в горах она брала начало с маленького родничка.

Когда работники, позавтракав и вооружившись топорами и пилами, галдя и пыхтя самокрутками, шумно удалились, сальными шуточками одаривая новую работницу, Зухра засучила рукава. Не могла она видеть такого безобразия. Кислый запах от въевшейся в доски пола грязи, мусор и кавардак во всех закоулках были тошнотворными. Фатхелислам передвигал и таскал тяжелые вещи, Зайнаб на подхвате, а Ислам, нянчась с Сагилей, пытливо и с опаской изучал окрестности. У крыльца барака выросла гора зловонного мусора.

Уставшие на делянке работники, вернувшись, не узнали свое временное пристанище. Все сияло чистотой, отскобленные и отмытые полы матово блестели и не прилипали к босым подошвам, через вымытые стекла окон лился щедрый вечерний свет, пахло свежестью, и лесорубы совсем не обиделись на немного запоздавший ужин. И теперь самим же работникам стало неловко смолить папиросы внутри барака и где попало бросать мусор. С этих пор уважение и почитание, помощь при первой возможности стали обычным делом в этой обители лесорубов.

Разновозрастной и разнонародной была бригада кордона. Основу составляли башкиры, были татары из сосланных, поволжцы – марийцы, чуваши. И здесь впервые Зухра близко столкнулась с русскими. В Мырзакае они появлялись редко, много русских было в Архангельском, в Красноусольске. Да и напрямую с ними общаться не приходилось. Она видела их лишь издалека, с опаской рассматривала непривычную наружность – красноватые светлые лица, светлые волосы. Она от удивления и испуга, открыв рот, слушала непонятную речь. Поэтому она их боялась, так как в детстве часто слышала о них страшилки. Здесь русские были с Зигазинского завода, а туда их привезли с приволжских деревень для постройки этого самого завода.

Когда кто-либо из них обращался к ней с просьбой, она застывала, не понимая, что от нее хотят. А некоторые немного знали простой обиходный башкирский язык и могли на нем ломано изъясняться. И вот, мешая русские слова с башкирскими, отчаянно жестикулируя, они доводили смысл своей просьбы до хозяйки кухни. Зухра растерянно бралась то за одно, то за другое, пока смысл просьбы не доходил до нее, и потом они вместе хохотали над суетливыми и смешными манипуляциями Зухры. Много комичных ситуаций возникало, пока Фатхелислам, еще с войны хорошо говоривший на русском, не стал учить ее основам чужого для нее языка.

Ох и доставалось Зухре в этом бараке! Летом еще помогали дети, но с осени Зайнаб уехала учиться в деревню Ботай, где были восьмилетняя школа и интернат. Ислам пешком ходил в местную начальную школу. Она каждый день была должна готовить еду для оравы здоровых мужиков, таскать воду из реки Зилим, мыть полы и посуду, стирать белье. Но таким трудом не напугаешь Зухру, она знала: «не справившись с трудностями, блинов не попробуешь», главным для нее было то, что стало не нужно бояться голодного дня, не зная, чем накормить детей завтра. Был над головой кров, и за эту работу еще и зарплату платили.

– Привыкать вам надо к лесному житью, привыкнете, станет легче. Понимаю, многого здесь нет из того, что у вас там было в степях. Но и там нет того, что есть здесь, – говорил самый старший башкир по имени Дамир, удобно пристраиваясь рядом с Фатхелисламом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза