Гребаный урод до хруста стискивает челюсти, раздувает ноздри, бледнеет и дергается, но в мути его зрачков я снова вижу грязный интерес… По спине пробегает озноб.
– Ну, Янка, ну и отчаянная ты баба, вообще не в мать… – Его морда разъезжается в ухмылке. Он кладет ружье на кровать, ослабляет петлю галстука и наступает на меня. – Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Документы я у твоего биомусора все равно заберу, а ты мне ущерб от сорванной сделки прямо сейчас отработаешь.
Мешок сломанных костей, который я из себя представляю, безвольно отступает, но мозг включается и действует в аварийном режиме.
Он забрал ключи. Он слишком огромный. Он доведет дело до конца. Я в дерьме.
– Не надо. Пожалуйста. Не надо! – умоляю без голоса, дрожу и всхлипываю, пробую отбиваться, но здоровенная грабля гребаного урода ловит оба запястья и сжимает их каменными пальцами.
– Да не ссы ты, больно не будет! – Он склоняется слишком близко, одной рукой до конца расстегивает мою рубашку, возится под ней и справляется с застежкой лифчика. Прижимается ко мне, лапает потными ладонями, со свистом дышит, и его холодные и скользкие, как гнилые помидоры, губы шарят по телу.
Мне тошно, противно и паршиво, я вырываюсь, но ничего не выходит: он стоит как гребаная скала.
В голове взрывается боль, отчаяние перекрывает кислород – чтобы не умереть от омерзения и тупого проклятого бессилия, я зажмуриваюсь и пытаюсь вспомнить все светлые моменты, что у меня когда-то были.
Сцену и голубое платье, и восторженного мальчишку в десятом ряду. Сияющего папу и самолеты в небе. Мой полет на карусели рядом с Китом и облака под ногами. Поцелуи, разговоры до рассвета и признания в любви. Ночь в чужом дачном доме, дождь и громкий стук сердец. Погоню, летнее утро и наш веселый смех…
«…Нельзя постоянно убегать и прятаться, Ян. Надо принять бой! – улыбается такой близкий, родной, недосягаемый и далекий Кит. – Чем больше шкаф, тем громче падает. Показываю один раз! Прежде всего отключаешь уроду руки…»
Повинуясь его командам, я обхватываю огромные плечи гребаного урода и крепко сжимаю.
Он радостно мычит и не замечает подвоха: пыхтя, продолжает сражаться с кнопкой на поясе моих джинсов. Завожу ногу назад, резко увлекаю его в сторону и, вложив в рывок все силы, ненависть, усталость и злость, отталкиваю. Урод неловко заваливается на бок, ударяется виском о шкаф и отключается.
Перепрыгиваю грузную вонючую тушу, хватаю рюкзак, телефон Кита и кеды, выискиваю в кармане дубликат ключей и вырываюсь на свободу. Позади слышу грохот, мат и возню, но не оглядываюсь: лишь ощущаю холод шершавых бетонных ступеней под босыми ступнями.
Меня трясет, от омерзения и ужаса стучат зубы, слезы застилают картинку ясного летнего утра.
На ходу застегиваюсь, натягиваю обувь, разглаживаю волосы, вываливаюсь на улицу и бегу со всех ног.
Теперь мне есть к кому бежать.
Глава 36
Сбивая людей и срезая углы, я лечу к остановке. Ветер свистит в ушах, легкие горят, мышцы ломит, как после изнуряющих физических нагрузок. День, обещавший быть солнечным, вконец испортился: в воздухе витает предчувствие дождя, висят изморось и гарь, неприкаянный ветер гоняет мусор по газонам и тротуарам.
Из-за поворота показывается апатичная морда зеленого автобуса со слепыми глазами фар.
Расталкиваю локтями нерасторопных попутчиков, занимаю место на средней площадке, прислоняюсь лбом к пыльному стеклу и смотрю на знакомые пейзажи, проплывающие мимо. Меня все еще колотит, плечи непроизвольно дергаются, подбородок трясется. Но произошедшее в квартире Игоря уже не кажется реальным. Это не могло случиться наяву и было просто бессмысленным кошмарным сном.
Рыдания вырываются наружу. На меня оглядываются, и я закусываю губы, стараясь держаться из последних сил.
Единственное, что волнует меня сейчас, – угрозы гребаного урода в адрес Кита.
Память тут же являет недавние вечера, когда «папочка» как бы между прочим доставал ноутбук и демонстрировал нам с мамой фото со своими друзьями – «районными судьями, прокурорами и подполковниками полиции»: в саунах – с запотевшими пивными кружками в руках, на охоте – на фоне трупов несчастных зайцев, глухарей и уток, на банкетах в шикарных ресторанах и загородных отелях.
Судорожно вздыхаю, до боли сжимаю поручень и проклинаю красные огни, регулирующие движение на перекрестках. Если гребаный урод доберется до Кита первым, случится непоправимое. А я не смогу жить на свете, если Игорь ему навредит.
В старых дворах Индустриального района царит тишина, пахнет прелой травой, сыростью и полынью, благоухают цветы в палисадниках, деревья мягкими лапами гладят шифер скатных крыш.
Я на миг замедляюсь под родным балконом и вижу девочку, стоящую в окне за шторой, красивого статного пилота, шагающего по тротуару с букетом и подарочными пакетами в руках, а еще – одинокого мальчишку, сидящего на ржавом ограждении у подъезда. Видение исчезает, я вновь остаюсь одна: почти взрослая, потерянная и выведенная из строя пережитым ужасом последних дней.