Батумский связной

Борис подошел к мужику вплотную и прошептал:

— Добрый человек, проведешь на Украину? Знаешь, как посты обойти?

— Знамо дело, — мужик радостно осклабился, — каждую ночь, почитай, ходим. Сто рубликов извольте, паныч, — и все будет в лучшем виде.

— Как же — я тебе деньги дам, а ты и сбежишь?

— Не извольте сомневаться, паныч, вечером с местечка в хлеба тикайте, подле дороги ждите, как меня завидите — выходьте. Туточки дадите мне пятьдесят рубликов, а как до места вас доведу — еще пятьдесят пожалуйте.

Борис прошатался по местечку до сумерек, стараясь не попадаться на глаза красным, а в сумерках спрятался возле дороги в высокой пшенице.

Когда стемнело, послышался скрип колес и на дороге показалась телега. Борис опасливо выбрался на дорогу, всмотрелся — возле телеги шел тот самый бородатый мужик, а на телеге сидело еще несколько.

— Здоров, паныч? — вполголоса окликнул Бориса знакомец. — Извольте гроши.

Борис протянул мужику деньги и пошел рядом с телегой. Шли молча несколько минут, потом с телеги донесся скрипучий голос:

— Зря ты, Матвей, паныча взял. Из-за него и нас красные постреляют.

— Типун те на язык, Васька! — вполголоса отругался провожатый. — Кажную ночь ходим, ни разу красным не попались!

— Прежде — не попадались, — проскрипел тот же голос, — а нынче — обязательно попадемся.

— Умолкни ты, окаянный! — Матвей в сердцах повысил голос. — Сглазить ты, что ли, хочешь? Всего-то версты три пройти, и обойдем все посты ихние!

— Умолкнуть? — ядовито проскрипел Васька. — А чтой-то я молчать должен? Ты-то с паныча гроши взял, вот ты и молчи, а мне ни жменечки не перепало, так я хоть покалякаю!

— Сволочь ты, Васька! — со слезой в голосе заговорил Матвей. — Что же ты, сволочь, делаешь? Мы же все через тебя пропадем! Я же тебя на телегу посадил и мешок твой взял, сам пешком тащусь — и тебе же еще и деньги плати?

— Не хочешь — не плати! — Васька заговорил нарочно громко, в голосе его зазвучала истерическая нотка. — А только точно тебе говорю — сегодня нас из-за твоего паныча красные постреляют!

Рядом с Васькой на телеге приподнялась чья-то голова, блеснули в темноте яркие белки глаз, женский молодой голос тихо произнес:

— Ты, шкура барабанная, только еще пикни — я тебе железом нутро-то прополосну!

Борис вгляделся: на телеге рядом с Васькой приподнялась молодая цыганка, в руке ее тускло отсвечивал в лунном свете нож.

— У, ведьма! — трусливо визгнул Васька, отодвигаясь от цыганки. — Креста на тебе нет, проклятое племя!

И в это мгновение впереди раздался самый страшный звук — звук передергиваемого затвора.

— Вот же ты сволочь какая, — вполголоса произнес Матвей, — накликал же Васька нелегкую!

Васька хотел было что-то сказать, но цыганка прижала нож к его боку и прошептала:

— Только пикнешь, шкура драная, зарежу и глазом не моргну!

Васька покосился на цыганку, поверил в серьезность ее слов и окончательно замолчал. Со всех сторон из пшеницы выступили солдаты.

— Кто такие, куда идете? — спросил комиссар-большевик в кожаной куртке.

— На Украйну, за мучицей, батюшка товарищ, а то голодно! — быстро ответил за всех Матвей, пока кто-нибудь не ляпнул чего лишнего.

— Все за мукой? — недоверчиво переспросил комиссар.

— Все, батюшка товарищ!

— Ладно, можете идти… кроме тебя. — Комиссар ткнул пальцем в Бориса.

— Почему же мне — нельзя? — спросил Борис, по возможности спокойно. — Мы ведь одна ватага.

— Правду он говорит? — Комиссар повернулся к людям на телеге.

— Правду, правду, батюшка товарищ! — торопливо подтвердил Матвей.

— Не тебя спрашиваю, — отмахнулся комиссар.

— Правду! — вразнобой подтвердили попутчики.

Васька покосился на цыганку и промолчал.

— Все равно, вы идите дальше, а этот останется.

Борис безнадежно смотрел вслед удаляющейся телеге.

— Почему же мне нельзя, товарищ большевик? — спросил он тоскливо, предчувствуя ответ.

— Личностью не вышел, — коротко ответил комиссар, — морда у тебя белая.

— Какой я белый? — запротестовал Борис. — С голоду за мукой иду…

— А вот в штаб тебя сведу — там и поглядят, какой ты взаправду. Стороженко, Храпцов — а ну, отведите этого в штаб!

Двое солдат вышли из общей массы, встали чуть сзади от Бориса и повели его по дороге обратно к станции.

— Братцы, — начал Борис, когда комиссар с остальными солдатами пропал из виду, — вы сами-то откуда будете?

— А тебе-то не все равно? — ответил один. — Я вот, допустим, псковский…

— А из какой же деревни?

— А тебе-то что? Ну из Надворья…

— Так я ведь в Надворье бывал, у меня там родня… — начал Борис вдохновенно врать, — дядя Ваня, что возле околицы живет, он мне родственник…

— Дядя Ваня? — заинтересовался солдат. — Это хромой, что ли?

— Во-во, он самый, хромой и есть.

— Так он не у околицы, а у пруда…

— Точно, возле пруда, это я запамятовал по малолетству… Мы в этом пруду мальчишками карасей ловили.

— Ха! — развеселился солдат. — Я ведь тоже карасей в том пруду ловил!

— Может, мы с тобой вместе их и ловили-то… то-то я смотрю, вроде человек знакомый!

— Ну надо же! — Солдат растрогался. — Где Бог свидиться дал…