Батумский связной

— От вас зависит, — прервал его Горецкий, — как вы воспользуетесь своей свободой. Судя по тому, что вы мне рассказали, человек вы неглупый, решительный, а главное — везучий. В скольких переделках бывали, а сумели вырваться и от красных, и от бандитов… Зачем в Батум, говорите? Да ведь агент-то из Батума прибыл. В Батуме и кроются корни сегодняшнего преступления. Но об этом, дорогой мой, мы еще потолкуем. Есть у меня кое-какие предположения, после я их вам изложу, когда вы выспитесь и отдохнете. А пока вы в Батуме будете, я уж тут постараюсь справки навести про сестрицу вашу, Варвару Андреевну…

Борис взглянул на Горецкого с благодарностью и уже открыл было рот, чтобы рассказать о карточке, что нашел под кроватью в номере гостиницы «Париж», но усталость брала свое, с трудом уже удерживал он глаза свои открытыми, неудержимо клонило его в сон. Он хотел извиниться перед Горецким и устроиться где-нибудь на сеновале или хоть на кухонной лавке, как вдруг злобно залился кобель во дворе, стукнула калитка, раздался топот нескольких человек по двору и бряцанье винтовок. Борис успел только мигнуть, окончательно просыпаясь, а Горецкий уже вскочил, прикрутив лампу на столе, и в руке его сам собой оказался «наган». В дверь забарабанили прикладами:

— Открывай!

— Кто такие? Это подполковника Горецкого квартира! — отлаивался в сенях Саенко.

— Открывай немедленно! — раздался знакомый голос штабс-капитана Карновича. — Беглого ищем, из контрразведки!

— Черт знает что! — воскликнул Горецкий. — Карнович, вы что, с ума сошли? Не волнуйтесь, я все улажу, — шепотом обратился он к Борису.

— Ну уж нет! — мгновенно озверел тот. — Хватит уже, посидел у вас в контрразведке. Не знаю, что вы за игру ведете, но я сам во всем разберусь.

Дверь между тем трещала под ударами прикладов, Горецкий сделал шаг в сени, Борис же в это время ловко проскочил у него под рукой, выхватив «наган», на который Горецкий уже не обращал внимания, услышав голос Карновича. В сенях Борис заметался, заскочил в другую комнату, где простоволосая хозяйка в одной рубашке схватила его за руку и подвела к окошку, что выходило в огород. Бесшумно растворив окно, она перекрестила Бориса и отошла. Борис спрыгнул в цветы, пробежался по грядкам с помидорами и затаился. Входную дверь отворили, на пороге возник сам Горецкий с фонарем.

Освещенная фигура его выглядела грозно.

— Как сметь… ко мне? — спрашивал он сдавленным от сдерживаемой ярости голосом.

— Ваше высокоблагородие, поступило донесение… видели его в этих краях… прикажите обыскать слободку… — бормотал Карнович.

— Да вы что себе позволяете? Завтра же на фронт! — Голос Горецкого набирал силу.

Борис почувствовал, как кто-то дернул его за штанину. Ахметка поблескивал в темноте узкими глазенками и манил за собой. Они проползли в самый темный угол двора, там у забора были сложены какие-то кули, прикрытые рогожей. Ахметка вскарабкался на кули, а Борис легко подтянулся и перемахнул через забор. Мальчишка приземлился рядом бесшумно. Они осторожно выглянули из-за угла. У калитки стоял солдат, остальные находились внутри дома и на дворе. Борис вытащил «наган», но Ахметка потянул его за рукав в сторону.

«Вот так-то, господин Карнович, — думал Борис, прибавляя шагу, — больше мы с вами не встретимся, а если встретимся, то один из нас этот свет вскоре покинет. Очень я не люблю, когда по почкам бьют».

Он сам удивился своим мыслям. Никогда раньше не был он агрессивным. Просто надоело ему бегать как заяц по всей России и прятаться от всех. Но сейчас-то он тоже бежит, возразил сам себе Борис. Но это в последний раз. Черт его знает, Горецкого этого, что он за игру затеял. И хоть помнил его Борис по довоенной жизни в Петербурге как человека несомненно порядочного, но столько всего случилось за эти годы, люди меняются и от меньшего. Устроил Борису побег, привел к себе, чтобы вызвать доверие… Борис сдуру наболтал ему про сестру… А если Горецкий не поверил ему и считает, что он причастен к преступлению? Упорно посылал в Батум… Что ж, в Батум так в Батум, там на месте определимся. А здесь все равно нельзя оставаться, земля под ногами горит.

Ахметка забирал вправо, стремясь дойти до моря, миновав город. Дорога шла вниз. Последние домики слободки остались позади. В глухой предрассветной темноте не было видно ни зги, и, если бы не Ахметка, чудом находивший дорогу, Борис давно бы сломал себе шею на крутой козьей тропе. Все ближе и ближе раздавалось сонное дыхание моря, наплывал теплый йодистый запах, запах свободы, запах дальних странствий. Еще несколько минут головокружительного спуска, и перед Борисом открылась маленькая бухта. От близости моря стало светлее. Прибой ровно и мощно бился о камни. Прячась в тени скалы, раскачивалась на волнах турецкая фелюга. На борту раздавались приглушенные голоса, мерцали тусклые огоньки тлеющих трубок.

Борис споткнулся на склоне, камень покатился из-под его ноги и с плеском упал в воду. С фелюги послышался тревожный окрик на незнакомом Борису языке. Татарчонок в ответ громко замычал.