Басни

Безмерна доброта богов! и вот они
Хотят, чтоб и царям была она сродни.
Из прав царей всего завидней — снисхожденье,
А не простор и власть свое насытить мщенье.
Так думаете, принц, и вы. Родившись, гнев
Угаснуть тотчас же у вас имеет свойство.
Ахилл был в гневе дик; осилить не сумев
Порыв свой, меньше вас он выказал геройство:
Героем зваться тот достоин из людей,
Кто сеет, как во дни златого века,
Добро вокруг себя. Мы в наши дни скромней:
Лишь удержать от зла себя сумей,
И славим мы уже такого человека.
Но вы не таковы: вам смело по делам,
Исполненным добра, воздвигнуть можно б храм.
Вас собирается воспеть на лире
Сам Аполлон, страны высокой гражданин.
Вас боги ждут в чертог свой: век один
Предоставляется прожить вам в этом мире.
Пусть Гименей весь век пребудет возле вас,
Пусть радостей своих вам ниспошлет запас
И будет жребий ваш от всех других отличен
И только времени полетом ограничен.
Принцесса, как и вы, достойна доли той:
Свидетельствуюсь в том ее я красотой,
В свидетели беру и качеств ряд чудесных,
Которым, кажется, нигде подобных нет;
Но эти качества, по воле сил небесных,
Вас украшают с юных лет.
Когда мы к ним еще Бурбонов ум добавим,
То ясно станет всем, что тот, кого мы славим,
Все, что должны мы чтить, сумел соединить
Со всем, что надобно любить.
Но перед славных дел и качеств вереницей
Смолкая, я хочу к рассказу приступить
О том, что сделано одною хищной птицей.
Однажды в вековом гнезде
Поймал Охотник Коршуна живого;
А так как редки Коршуны везде,
То случая удобного такого
Не упустил Охотник: поскорей
Бежит он к Королю и в дар подносит птицу.
Тогда, коль нам не небылицу,
А правду повествуют в басне сей,
Вдруг Коршун, вырвавшись, со злобой
Вцепился в королевский нос.
"Как? был задет король?" — Да, собственной особой!
"Так, значит, — зададут вопрос,
Без скипетра он был и без короны?"
Не все ль равно? К чему вопрос пустой?
Ведь королевский нос был принят за простой.
Пытаться передать придворных крики, стоны
И воздыхания — напрасный был бы труд.
Остался лишь Король один спокоен:
Шум неуместен был бы тут
И Короля, конечно, недостоин.
А птица все сидит; ни на единый миг
Никто ее отлет не мог ускорить.
Хозяин в ужасе, он поднимает крик,
То манит, то грозит — что толку с птицей спорить?
Могло случиться так, что прочь
Проклятое созданье это
Не пожелало б улететь и до рассвета
И на носу провесть собралось бы всю ночь.
Казалось, от помех в нем разрасталась злоба.
Но вот оставило оно, однако, нос.
Король сказал: "Пускай уходят с миром оба,
И Коршун, да и тот, кто мне его принес.
Ведь кстати ли, некстати ль,
Из них свою исполнил каждый роль,
Как Коршун, — этот, тот, — как леса обитатель.
А я… я должен знать, как действует Король,
И избавляю их от наказанья.
Двор в восхищении, и Короля ответ
Все хвалят как пример, достойный подражанья,
Хоть подражать ему у них охоты нет.
И королей нашлось бы верно мало,
Которых бы такой пример увлек.
Так для Охотника опасность миновала.
Он с птицей заслужить один могли упрек:
Им было правило доныне незнакомо,
Что близость к господам опасностей полна;
Они среди зверей лесных лишь были дома.
Что ж? разве так ужасна их вина?
Пильпая вымыслу поверя,
Прибавлю я еще на этот счет,
Что дело было там, где Ганг течет.
Там человек пролить не хочет крови зверя,
И даже короли в них признают друзей.
Кто скажет нам, — давно прошедшею порою
Та птица хищная не осаждала ль Трою
И не была ль в числе героев иль князей,
Притом же, может быть, еще и самых знатных?
А в будущее чей проникнет взор?
Он может тем, чем был в веках он невозвратных,
Стать вновь. Мы верим, как и Пифагор,
Что суждено зверей нам принимать обличье:
Стать коршуном иль голубком,
И, человечье изменив на птичье,
Обзавестись семьей воздушной и родством.
Я об Охотнике рассказ еще иначе
Слыхал; гласит он так:
Сокольничий поймал раз Коршуна; удаче
Нежданной радуясь, бедняк
Подносит Королю диковинку такую:
Подобный случай раз бывает в сотню лет,
И средь сокольничих он зависти предмет.
Придворных растолкав толпу густую,
Охотник наш так рвеньем увлечен,
Как никогда доселе не был он.
Ведь он не просто дар принес, а совершенство,
И уж возможного в сем мире ждал блаженства.
Но птица, знать, была еще дика:
Когтями крепкими, как будто бы из стали,
Она хватает за нос бедняка.
Он стал кричать; все хохотали,
Король и двор; и как сдержать тут смех?
Я б ни за что своей не уступил здесь части.
Что папа может в смехе видеть грех,
Не спорю. Но когда б Король лишен был власти
Смеяться, то, на мой, конечно, взгляд,
Быть счастлив мог бы он навряд.
Смех даже и богам дает отраду,
И, несмотря на множество забот,
Юпитер, а за ним бессмертных весь народ,
Смеялся, как гласит преданье, до упаду,
Когда, хромая, пить поднес ему Вулкан.
Разумно ли иль нет здесь боги поступали,
Но кстати изменил я басни план,
И если в баснях дело все в морали,
То много ль из нее мы нового узнали?
Ведь с древности до наших дней
Всегда бывало больше, без сомненья,
Глупцов сокольничих, чем королей,
Которым было бы не чуждо снисхожденье.

Н. Юрьин