Башня Ворона

Град Вускция действительно изобиловал многоэтажными зданиями из камня и кирпича, расположенными вплотную. Самое большое их скопление наблюдалось в районе порта. Кирпич заинтриговал меня чрезвычайно – делали его, как выяснилось, из смеси глины и дробленого камня, придавали прямоугольную форму и обжигали в раскаленной печи. Сами здания высотой превосходили любую постройку в современной Вастаи (за исключением Башни Ворона) и насчитывали четыре, пять, а иногда и целых шесть этажей. Часть высоток облюбовали пособники могущественных богов, другие превратили в хранилища, в третьих заседали городские власти. Основную же массу отвели под жилые дома, где обитало от одной до нескольких семей. На первом этаже обычно располагалась торговая лавка или мастерская, но сейчас большая часть из них пустовала: исчезли корабли, поставлявшие шелка и заморские фрукты, исчезли стада – источники сыра, кожи и шерсти. До войны местные держали за домом огород, где выращивали овощи, разводили кур, но было это задолго до моего появления. Сейчас каждый питался тем, что добывалось моими силами. Впрочем, я подметил, что, прежде чем подавать на стол, плоды моего труда смешивают с сухими толчеными водорослями. Мои приспешники потребляли крупинки в чистом виде. Хотя из-за скудной и не самой здоровой пищи многие в граде выглядели не лучшим образом, мне не попалось никого, кто бы страдал тем же недугом, что и крутильщицы.

Со временем мне удалось добраться до порта. Я не стал спускаться к воде, предпочтя остаться в недрах каменной пристани, омываемой волнами и прибоем. В мое прошлое соприкосновение с водой никаких кораблей не было и в помине, сейчас же бесчисленные паруса испещряли морскую гладь, хотя сказывали мне, будто до войны с Вороном их водилось многим больше. Среди судов сновали рыбы (правда, не в таком изобилии, как я надеялся) и целые сонмы медуз, поглощающих крохотных многоножек, закованных в панцирь. На дне порта валялся и громоздился мусор, от разбитых глиняных кувшинов и обломков кораблей до костей – свиных, говяжьих, человеческих; по этим грудам ползали креветки и мелкие зеленые крабы. Меня удивило, почему люди не додумались употреблять морских гадов в пищу; впрочем, еда – не моя епархия, до недавних пор я совсем не интересовался ею. Вероятно, население града Вускции не догадывалось, что медузы и крабы съедобны, либо брезговали ими по неведомой причине. Вода в порту кишела нечистотами, которые стекались сюда с кораблей и из жилых домов.

При всех недостатках море манило меня, вызывало щемящее чувство ностальгии. Впрочем, не настолько, чтобы я переместился вперед, когда волны схлынули, нет. Определенно, я тосковал по морской стихии и радовался возвращению в ее лоно. Несмотря на грязь и нечистоты, она заполняла пустоту, образовавшуюся с того момента, как я, сопровождаемый Мириадой, покинул родимый склон.

В свою первую вылазку в порт я только наблюдал. Видел парящих в небе чаек, облака, Вастаи, раскинувшийся за серой гладью вод. Только город и порт, крепость еще не возвели. С той поры пристани мало изменились, только прибавилось народу и судов. Тогда в граде Вускции не было крепости, лишь горстка административных и хозяйственных зданий. После войны Ворон велел возвести на их руинах крепость.

– Я выяснила, что случилось с полями близ городских стен, – поведала Мириада на нашем родном языке, известном только северянам, недоступном для чужих ушей. – Несколько лет назад, стараниями ли Ворона или по иной причине, случился неурожай, почти весь ячмень погиб. Зимой начался голод. Тогда пес вместе с другими богами – не знаю, с кем именно, – собрали все, что уродилось за стеной, воплотили найденное в меры ячменя и тем самым спасли население от голодной смерти. Однако весной возникла острая нехватка подножного корма для скота, вся съедобная растительность пропала, и псу вновь пришлось добывать ячмень своими силами, опустошая близлежащие земли. С каждым годом урожай становился все скуднее, некогда плодородный край превратился в голую степь. Теперь город питается исключительно плодами твоих трудов, рыбой, водорослями, а если повезет – дичью и яйцами.

Иногда я проникал в места, где беседовали ближайшие пособники Ойссена, и жадно внимал их речам. Говоря, будто не понимает, откуда взялась хворь, поразившая моих подопечных, Ойссен не соврал, просто утаил кое-какие факты. Он действительно не знал природы недуга, зато имел общее представление о факторах, его вызывающих. Кое-кто из его челяди тоже заболел, правда не в такой форме, как мои приспешницы, и разница в симптомах очень занимала бога-врачевателя. Со слов ближайших соратников, занедужившие рабы особой ценности не представляли, а вот знания, добытые с их помощью, были поистине бесценны и могли принести немалую пользу.

– Не потому ли, – спросил я, – те из обитателей града Вускции, кто имеет доступ к рыбе и водорослям, и те, к кому произведенная мною пища попадает не в чистом виде, – не потому ли недуг у них проявляется иначе, чем у моих пособников?

– А, ты тоже заметил? – запищала Мириада.