– Надо сказать, я выражаюсь еще конкретнее, – заметил Ойссен. – Но ты пока начни с малого. Только непременно укажи объем и точное нахождение задействованных воды и воздуха. А также где и когда появится пища.
Пока Ойссен разглагольствовал, из городских ворот вышла женщина в легкой шерстяной тунике и штанах и направилась к нам. В руках она держала ведро с водой и плошку из необожженной глины. Сложив ношу подле Ойссена, женщина попятилась и застыла изваянием.
– Вот вода. И миска для готовой еды, – сообщил Ойссен. – Воздуха у тебя в избытке, приступай.
Я погрузился в думы. Коричневая собачонка засеменила обратно в город, а меня меж тем обступили люди в туниках и штанах. Сняв мои мерки, они затеяли бурную дискуссию, топтались вокруг, рисовали какие-то фигуры прямо на земле кто пальцами, кто ногами. Оценивающе косились на меня и снова устраивали дебаты. Я не понял ни единого слова. Женщина, принесшая воду, сидела возле на корточках и терпеливо ждала.
В разгар безлунной ночи, пока сонм звезд водил свои хороводы, я заговорил – и на дне миски появились неровные крупинки. Женщина, караулившая плошку, собрала крупинки и сунула в рот. После чего криво ухмыльнулась, бросила мне реплику на неведомом языке и, подхватив миску, двинулась к воротам.
Мне выстроили платформу, увенчанную замысловатым нагромождением валов и колес. Водрузившись наверх, я стал медленно вращаться – не без помощи людей, разумеется. Сперва в помощники мне определили восьмерых, но после внесения мною изменений в хитрый механизм количество удалось сократить вдвое. Меня вращали сутками напролет, в дождь и в град, мышцы подопечных вздымались, ступни покрывались пылью, тонули в грязи. Каждые несколько часов из-под меня извлекали чан, доверху наполненный зернистым порошком, а взамен подставляли новый. Подопечные молчали, хмурились, плакали от стертых в кровь ладоней – на первых порах это случалось постоянно, потом появилась сноровка, а я научился предупреждать неприятные последствия. Теперь крутильщики оживленно болтали, смеялись, хотя и не без горечи. Я постепенно осваивал чуждый язык. Мириада прилетала время от времени – проведать меня, поделиться свежими новостями и сплетнями; благодаря ей освоение языка продвигалось ударными темпами.
Северные боги общались с паствой напрямую, без посредников. Исключение, пожалуй, составлял Утопленник, добраться до которого было непросто, однако в целом каждый мог обратиться к богу непосредственно, не прибегая к помощи специально обученного или назначенного человека. Те, кого я именовал жрецами, делали это чуть лучше или обладали глубинными познаниями о том или ином боге. Сведения и навыки они черпали у наставников, а может, им просто благоволила судьба. Люди шли к жрецам за содействием или советом в случае, если бог требовал особого подхода – как, например, Утопленник – или слыл трудным собеседником вроде меня. В большинстве же случаев просители справлялись самостоятельно.
Однако боги града Вускции, из числа самых могущественных и влиятельных, имели целый штат челяди: от жрецов и посредников до слуг, добывающих жертвенных агнцев. Если человек нуждался в покровительстве бога, некогда дробившего кремень (а ныне занятого металлургией), он не мог обратиться к нему напрямую. Нет, сначала он обращался к секретарю, каких у божества водилось с десяток. И через него получал ответ. Повторюсь, у всех могущественных богов града Вускции, включая Ойссена, была масса подопечных.
Я подобной роскошью похвастаться не мог. Однако здесь, на платформе, меня денно и нощно вращали четверо человек. Их непрерывный хоровод дарил умиротворение, весьма отдаленно похожее на то, что я испытывал, созерцая движение небесных тел. Впервые у меня возник искренний интерес к людям. По крайней мере, к тем, что дежурили подле меня.
У одной из женщин недоставало левой руки, однако отсутствие конечности она компенсировала рвением и упорством. Вторая сильно хромала, потому делала перерывы чаще остальных, но никто и не думал упрекать ее. Две другие были совсем юными и не расставались ни на секунду. Первая девица постоянно шутила, улыбалась, ее подруга, напротив, редко открывала рот, разговаривала шепотом и никогда не смотрела на собеседника, зато потрясала едким чувством юмора. Еще она увлекалась камнями и глядела на меня чуть ли не с придыханием; пока ее товарки отдыхали, она бродила вокруг и выковыривала из земли обломки пород. Особенно ей нравились экземпляры с вкраплением морских раковин, блестящий кварц. По северным меркам она обладала всеми задатками жрицы, и я мысленно именовал ее таковою, чем, без сомнения, удивил бы всякого обитателя града Вускции.