Башни Заката

Да, совсем никчемною стала, там, где пены белые клочья!
Так послушай же песню ветра, опустивши к земле очи!
Да, послушай же песню ветра, опустивши к земле очи...

Допев, Креслин умолкает и застывает, обхватив словно сведенными судорогой руками посеревший от жара камень и не замечая хода времени. Над головой начинают сгущаться тучи, хотя он не призывал ветра. Как не призывала и Мегера – ему известно, что теперь она знает все, что и он. Если не больше.

– Нет... Есть одно, чего я не знаю, – тихо произносит она, но Креслин не двигается.

Лишь через некоторое время он спрашивает, но не о сказанном ею только что, а о другом:

– Почему ты никогда не отвечала мне ударом на удар?

«...потому что... потому что ты меня любишь...»

Да, эта любовь безумна и невозможна, но он любит ее. Любит, хотя никогда не сможет прикоснуться к ней, не сможет удержать ее возле себя.

– Ты сможешь, мой суженый.

«...суженый...»

То, что Мегера сдвинулась с места, Креслин осознает, лишь когда она оказывается рядом с ним.

– Почему?

«...потому что ты любишь меня. И потому, что я никогда не могла бы полюбить никого другого...»

– Ты заслуживаешь не только быть любимой, но и любить самой, – эти слова даются юноше нелегко; он сознает, что, возможно, отталкивает ее, но считает себя обязанным быть с нею честным, чего бы это ни стоило. Особенно сейчас. Только сейчас он понял, что, думая, будто был честен с нею прежде, он заблуждался.

– Не отпускай меня. Пожалуйста...

«...всегда боролась с тобой... но ты уже знаешь... не отпускай...»

В горле его ком, а к глазам вновь подступают слезы.

– Ты не ошибаешься?

На сей раз молчит она, да и зачем слова, если она уже обхватила руками его шею и, всхлипывая, припала к его плечу.

«...любить так трудно...»

– Ты просто не отпускай меня... не отпускай...

«...не отпускай...»

– Никогда...

«...никогда...»

Волны с тихим шелестом набегают на берег и откатываются назад, а мужчина и женщина идут по песку в сторону далеких Башен Заката. Они молчат, окруженные черным свечением, видеть которое, кроме них самих, дано лишь немногим. Один-единственный солнечный луч падает на песок, но тут же исчезает, словно уступив им дорогу.

Западный небосклон затянут грозовыми тучами, отчего Башни Заката кажутся меньше.

Но они остаются на своих местах, а плотные штормовые облака образуют над ними некое подобие черной арки, по направлению к которой идут эти двое, душа в душе и рука в руке.

Часть третья МАСТЕР ГАРМОНИИ

С

Креслин бредет вверх по песчаному склону, согнувшись под импровизированным коромыслом, уравновешенным с обоих концов двумя деревянными ведрами соленой воды. Солнце едва осветило Восточный Океан, но у регента это уже вторая ходка.

Опустив коромысло на черные каменные плиты, он сосредоточивается на одном из ведер. Вода бурлит, и на камнях рядом с ведром появляется кучка грязновато-белых крупинок. Повторив то же самое со вторым ведром, юноша выливает пресную воду в каменный резервуар и закрывает крышку.

– Креслин!.. Креслин!..

«...вот ведь идиот...»

Убрав коромысло и пустые ведра в нишу, служащую кладовкой, юноша направляется на террасу, где его встречает одетая в тонкую вылинявшую сорочку Мегера.

– Тебе не кажется, что это не больно-то эффективно?

– В каком смысле?

Креслин вытирает лоб. Над побуревшими холмами к западу от Черного Чертога в воздухе змеями изгибаются почти видимые черные волны жары.

– Неужто, кроме тебя, некому таскать воду?

– Привычка...

– Но никто, кроме тебя, не умеет опреснять воду.

– Почему? Ты это умеешь. Да и Лидия с Клеррисом – тоже.

– Замечательно! – в голосе Мегеры сквозит раздражение. – Но так или иначе это под силу лишь немногим. Неужели тебе непонятно, что грубую работу может выполнять кто угодно, ты же должен заниматься тем, с чем не справятся другие!

– Например, мудрым управлением?

– Хотя бы и так, суженый.

– Наверное, ты права, но, боюсь, в некоторых отношениях я не создан для власти. Мне трудно надзирать за тем, как работают другие. Трудно сидеть и наблюдать, как солнце иссушает землю. Трудно ждать, когда прибудут корабли...

– Я не о том говорила!..

«...идиот!..»

Язычок белого пламени прорывается из окружающей ее невидимой черноты – вызванный гневом всплеск не желающего исчезать хаоса.

– Ты валишь в одну кучу все виды работы, включая физический труд, а между ними имеется большая разница. Быть правителем – значит работать умом, а не руками, и ты на это вполне способен. Но стоит тебе огорчиться, как ты стараешься забыться, занявшись грубым ручным трудом.

– Да вовсе я не расстроен, – говорит Креслин, пытаясь изобразить усмешку.

– Кого ты хочешь обмануть?