— Я был в тебя влюблен, по-настоящему. Но это было тогда. — Он зажмурился и пару секунд дышал, пытаясь сформулировать объяснение. — Было очень больно, когда ты уехала.
— Мы были молоды, Мартин. Этому не суждено было продолжаться.
— Я знаю. Но когда увидел тебя там, в дверях, все как будто вернулось. Звучит безумно, но ты, наверное, единственная, с кем я могу поговорить.
Сесилия наклонилась над столом, так что ее лицо приблизилось к нему.
— Что ты хочешь сказать?
— С Анникой не все в порядке. — Он слышал собственный голос так, как будто покинул тело. Но что сказано, то сказано. — У нас проблемы уже долгое время. Я пытался с ней поговорить, но она не хочет, только отмахивается.
Лицо Сесилии выразило беспокойство.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Но я не знаю, что я могу сделать.
— Я тоже не знаю. Но учитывая нашу историю и твое расследование, я подумал, что ты уже как бы не посторонняя, так что, может, ты выслушаешь? Мне просто нужно с кем-то поговорить.
Сесилия накрыла ладонью руку Мартина. Ее кожа была нежной, но холодной.
— Я понимаю, что у тебя тяжелое время, правда понимаю. — Лицо ее стало серьезным. — Но считаю, что сейчас лучше нам больше не видеться, особенно для разговоров о твоей жене.
— Но я не имею в виду ничего плохого.
— Да, — улыбнулась Сесилия. — Понимаю, что ты хочешь ей помочь. Но я неподходящий человек, понимаешь? Я пытаюсь раскрыть дело, в которое может быть вовлечена твоя супруга. — Она покачала головой. — Это неприемлемо.
— Я понял, — сказал Мартин. В какой-то мере он надеялся, что Сесилия его поймет, как прежде. Но так не получится. — Я прошу прощения, если сделал что-то не так. Я не хотел.
Сесилия улыбнулась.
— Ничего страшного. — Она покачала головой. — Хотя, может, ты мне поможешь?
Мартин почувствовал себя неуютно. Он наморщил лоб и молча посмотрел в глаза Сесилии.
— Анника издала ту книгу, — сказала Сесилия. — Ты случайно ничего о ней не знаешь?
Дискомфорт превратился в раздражение, даже злость. «Она что, собирается меня допрашивать?»
— Нет, — ответил Мартин. — Я знаю только то, что писали в газете. Она редко говорит о работе. По крайней мере, никаких подробностей, так что я не спрашивал.
— Послушай, — сказала Сесилия. — Если вспомнишь что-то ею сказанное, кого-то, с кем она говорила о книге, каким бы незначительным это ни казалось, дай знать. Если ты поможешь мне выяснить, кто ее написал, возможно, я все-таки смогу тебе помочь.
— Что ты имеешь в виду?
— Если нам удастся вычеркнуть Аннику из расследования, то мне не придется принимать меры предосторожности на случай, если она замешана. Тогда мы сможем снова увидеться и поговорить более свободно. Хорошо?
Сесилия встала и надела куртку. Мартин посмотрел на нее.
— Уже уходишь?
— Да, так будет лучше. — Она улыбнулась. — Мне нужно обратно в участок. Но все в порядке, ты не сделал ничего плохого. Я знаю, что ты действительно беспокоишься.
Мартин проводил Сесилию взглядом сквозь мокрые от дождя окна. Она пересекла трамвайные пути и исчезла за углом магазина «Стрёмс». Он допил кофе, потом вышел из кафе и отправился домой.
65
Под кожу заползает страх. Она все время чешется, как будто по ней ползают жуки.
Мартин остановил машину на въезде к дому и сидел там, пока панель не погасла, оставив его во мраке. Тяжелые капли дождя барабанили по крыше. Грудь распирало от чувства вины. Он не думал делать что-то плохое. Он хотел только помочь жене — женщине, без которой не мыслил жизни. Почему же тогда он так себя чувствует?
На часах было уже почти девять вечера. Слишком поздно — даже для задержек на работе. Анника не давала о себе знать весь вечер. Каждое вж-ж-ж мобильного оповещало лишь о новом рабочем письме. Осенняя стужа проникла в салон, когда выключился двигатель. Мартин заметил, как на окне появляется тонкая окантовка инея. Он должен взять себя в руки и пойти домой.
Стоя у двери в поисках ключей, он снова испытал прилив чувства вины. Он потряс головой и открыл дверь. В прихожей было тепло и пахло едой. В доме стояла тишина. Свет погашен. Только свечи на кухонном столе освещали лицо Анники. Она смотрела на него, пока он вешал куртку. Ее бокал был пуст. Его бокал — полон.
— Ты очень сильно задержался, — сказала она без эмоций. Может, она злилась или была расстроена. Наверное, грустила. Прочитать ее мысли не получалось. — Я приготовила ужин. Его нужно разогреть.
— Спасибо! — сказал Мартин. Он наполнил тарелку едой из кастрюли на столешнице и поставил в микроволновку на подогрев. Писк таймера, оповещающий о готовности, болезненно отозвался в ушах.
Мартин сел напротив Анники.
— Нам нужно поговорить.
— О чем? — спросила она. Голос звучал тягуче, как бывало, когда она выпивала больше, чем следует. Мартина снова начало давить ощущение, что он подвел ее. Он ненадолго замолчал и взглянул на тарелку, не в силах есть.
— Обо всем, что случилось. Я переживаю за тебя.
— Нет повода переживать.