Баламут

«Ах, ты, шут гороховый! — вознегодовал про себя Олег. — Ты же одни тройки по русскому и литературе получал. И никакого поэтического дара никогда и никто за тобой днем с огнем не замечал! Это ты перед Лариской павлиний хвост распускаешь!»

И он снова сдержался. Но решил положить конец вздорному Ленькиному бахвальству. Сказал:

— Между прочим, Леонид, поэт, которого ты только что переврал, написал… заметь — персонально о тебе… хочешь прочту?

Не дожидаясь согласия прикусившего язык Леньки, нарочно сурово и мрачно Олег изрек:

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно…

— А, черт, запамятовал, как дальше, — выругался Олег. И, помолчав спросил: — Ты, поэт, Лариску прихватишь? А я пешочком…

— Нет, я не поеду, — перебивая Олега, поспешно сказала Лариска. — Я тоже пешком.

— Это на шпилечках-то девять километров? — Олег посмотрел девушке в глаза и, смягчившись, осторожно добавил: — Ты обо мне не думай. Мне что девять, что пятнадцать… Я на своих ходулях быстрехонько вслед за вами притопаю.

Просиявший Ленька петухом прокукарекал:

— Да я отомчу Лариску и за тобой… Для моего коня пара пустяков…

— Нет и нет! — уже решительнее отрезала Лариска. — Я просто хочу прогуляться. Поезжай, Ленечка, не томи себя.

Не говоря больше ни слова, Ленька надвинул на белесенькие, неприметные бровки беретик и сразу с места взял предельную скорость.

В ночной тиши заснувшего села мопед его, остервенело треща, пронесся с ревом реактивного истребителя сначала по главной улице, потом свернул в переулок к складу нефтепромысла. И даже когда мопед вырвался на просторное шоссе приречной поймы и все так же бешено понесся в сторону Актушей, Олег и Лариска еще долго слышали его клокочуще-злое, захлебывающееся бормотанье.

До околицы они прошагали молча. То и дело дорогу им перебегали бездомные кошки. Можно было подумать, что в Усолье открыли кошачий питомник. А когда вышли на безлюдное шоссе, тянувшееся в сторону Ульяновска, в дневное время всегда оживленное и шумное, Лариска сказала:

— Не пойти ли нам лугами? Вдоль Светлужки?

И, не дожидаясь согласия Олега, нагнулась и сняла с ног туфельки.

Олег пожал плечами.

— Как хочешь. Только по шоссе короче…

— А! — беспечно тряхнула кудрявой головой Лариска и засмеялась. Засмеялась впервые за весь вечер. — Куда ни шла ноченька!

Она сбежала с шоссе на лужайку и весело запрыгала, держа над головой свои невесомые туфельки, в сумеречной загустевшей сини наступившей ночи похожие на смирных диковинных птиц.

Вдруг стало весело и Олегу. Он тоже разулся, тоже сбежал на лужок и подхватил Лариску. И они закружились в вальсе. Обычно большой, неуклюжий Олег робел на танцевальных вечерах в клубе, то и дело опасаясь, как бы не толкнуть кого локтем или не наступить кому на ногу. Сейчас же он сам был поражен той легкостью, с какой выделывал эти безумно сложные, по его мнению, па.

Вдруг из-за горного кряжа Сокских гор выкатил огромный «ЗИЛ», полоснув танцующих острым лезвием искрящегося света. Олег и Лариска смутились, сбились с такта.

— Бежим! — шепнула, приподнимаясь на цыпочки, Лариска.

Загораясь озорством девушки, Олег схватил ее за руку, и они побежали, побежали через скошенный луг к Светлужке, окутанной клубившимся туманцем.

На песчаном холме, врезающемся острым мысом в луговую низину, запыхавшаяся Лариска остановилась у приземистой сосны, в вершине которой запутались две лучистые звездочки. Прижалась спиной к шероховатой коре и закрыла глаза.

А Олег сел у нее в ногах на прохладной, совсем бесцветный песок, усыпанный ощерившимися шишками. Обняв руками ноги, он уперся подбородком о колени, спрашивая себя: «Мог ли я еще на той неделе мечтать о таком вечере? Не раз и не два приглашал Лариску и в кино, и на прогулки, а она все отнекивалась: то некогда, то недосуг. А вот нынче»…

Как бы очнувшись от забытья, Лариска легко так вздохнула и, опуская на голову Олега горячую ладонь, спросила вкрадчиво:

— Ты не спишь?

— Нет, что ты! — с невольной порывистостью проговорил Олег, в то же время боясь пошевелиться. Он просидел бы так всю ночь, лишь бы Лариска не убирала с его головы своей волнующей руки. Сердце то совсем замирало в груди Олега, то начинало колотиться так бешено, что он пугался: не слышит ли Лариска?

— Посмотри в низину, — продолжала она. — Видишь лошадей?.. Будто они плывут, правда?

И, сняв с головы Олега руку, повела ею влево. Олег неохотно посмотрел в ту сторону.

На лугу паслись лошади. Одни из них не спеша щипали траву, другие спали, понурив головы. Чуть подальше от табуна, у стога, стояли рядышком еще две лошадки. Одна из них дремала, доверчиво положив голову на шею другой. Зыбкие космы тумана путались у лошадей в ногах, и отсюда, с мыса, казалось: табун неслышно плывет по молочной реке.

— Правда, здорово? — переспросила Лариска.

— Ага, — кивнул Олег. И добавил: — Садись. Удобный мысок. Все как на ладони.

Помешкав, Лариска опустилась рядом с Олегом. Обтерла от песка ступни ног, надела туфли. Сказала: