"Все ясно, — говорю, — Ниночка. Несите пробу в лабораторию, а нам немного поговорить надо". Мы с Виктором с этой ситуацией еще четыре года назад в начале нашего знакомства столкнулись. Если проботборник сильно холодный — при продувании газа на металле тяжелые компоненты осаждаются капельками. Тем больше, чем дольше продуваешь. Ну, а потом в тепле эти капельки опять испаряются — и искажают состав. Хроматограф-то знать не знает — какой там в трубе идет поток. Он честно докладывает о составе той пробы, которую в него вкололи. При отборе в камеры этой проблемы нет, заводские аналитики обычно о ней знать не знают — но там, как сказано, проба совсем не хранится. Вот мы тогда посчитали, поэкспериментировали и пришли к выводу, что надо проботборник перед походом к кранику подогреть. Проблемы-то никогда нет. В помещении положи на батарею, в поле — под капот двигателя. Иногда идти далеко бывает, на морозе стынет-то быстро — так я своим девам сделал ящичек, изнутри поролоном выстланный под красивым названием "походный термостат". У меня таких приспособ много, аналитик наш Галочка один прибор как видит — то всегда хихикать начинает. Она мне пожаловалась как-то, что пробка из прибора от дорожной тряски выскакивает, я ей и говорю: " У Вас, — мол, — Галина Пална, трусы есть? Вот резинка от трусов тут как раз на месте будет. Сделаете восьмерочку длиной сантиметров десять — и закрепляйте". Конечно, мы в нашей лаборатории ребята не столько ученые — сколько смышленые. За то и держат.
Но тут ни "термостата" моего, ни Галочки под рукой нету. Есть начальница заводской лаборатории Людмила Николавна, которая так потрясена своими импортными приборами, что японцам верит — как богам. Я Накашиме при ней все насчет конденсации рассказал — но до того не доходит. "У нас, говорит, в инструкции сказано, чтобы продувать в течение трех минут. А про конденсацию ничего нет. Это у Вас, Сергей-сан, может быть, приборы не такие современные. А у нас — Шиматцу и Хьюлет-Паккард последней модели". — "Ладно, — говорю, — вижу, что Вас словами не убедить. Сейчас я Вам отберу правильную пробу — думайте потом над моими словами и над хроматограммой" Пока мы с Виктором, Людой и Накашимой лясы точим, Валера сходил к машине взял, завалявшийся казанский проботборник и у шофера валенок запасной позаимствовал.
Вот идем мы опять на эстакаду, где пробу брать. Накашима и другие джапы выстроились — смотрят, с каким же мы таким особым пробоотборником пойдем. Впереди Витя катится. За ним Валера вышагивает. А замыкающим я с валенком подмышкой. Я проботборник заранее на батарее подогрел градусов до пятидесяти — чтоб рука без проблем держала, а чтобы на морозе не остыл — вот туда его. Как, вроде, помидоры бабка моя клала для дозревания. А чего? Теплоизоляция — класс. Но этого ж не видно. Видно, что Сергей-сан и его коллеги пошли пробу газа в русский научный прибор валенок набирать.
У японцев челюсти поотвисали. Смотрят, и поверить себе не могут. Они в нашем же доме жили в гостинице для иностранных специалистов. Так там один из ихних инженеров все радовался, когда у дежурной русский деревянный калькулятор типа счеты видел. Обязательно пару костяшек перекинет. И счастлив — до самозабвения. Но отбор пробы в такой неожиданный прибор, видать, превзошла все, что они могли измыслить.
Потом, когда они мой теплый после всех дел проботборник потрогали, поизумлялись казанскому хитроумию, что без вентилей герметичность обеспечивает, и посмотрели хроматограмму с вполне разумными результатами — спесь-то маленько посбилась. Согласовали мы с ними новую методику отбора проб — наверное, там и посейчас так работают. И вообще, видно, что лица дальневосточной национальности на нашу команду несколько по-другому стали смотреть. Только Людмила из лаборатории как посмотрит — так заливается: " Видели бы вы, — говорит, — как вы трое вышагивали с тем валенком. Пузырь, соломинка и лапоть!"
Вот ведь язва!