Байки нефтяного Севера

Будете смеяться — встретили и именно на улице! На границе Шестого микрорайона и промзоны, рядом с автовокзалом, с которого по утрам народ на месторождения едет. Идет по снежку, улыбается, видно, что-то приятное вспомнила. Безропотно села в машину — поехала в диспансер. Действительно, оказался у нее тот самый набор, от которого вся здешняя медицина с ног падает. И вообще, как милиция потом проверила — та самая дама, которая в Белоруссии в республиканском розыске значится, муж-то чуть не в тот же день заявил. Во всесоюзном ее пока нет, ну, так и не будет — нашлась пропажа! Помимо лечения она и остальное время в беседах с медиками проводит — рассказывает где и как. Очень большую пользу оказала для локализации эпидемии. У нее, как выяснилось, потрясающая память — ничего не забывает. Спрашивают ее:

— Ну, вот в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое декабря?

— Поселок Покачевского месторождения, третье общежитие Управления буровых работ, шестая комната.

— Ну и… С кем конкретно?

— Я же говорю — шестая комната. Там семь коек, но Фарид, говорили ребята, на Большой земле, сессию сдает. Да еще двое из пятой комнаты на огонек зашли. Получается — восемь человек.

Пользуясь ее ценными указаниями, собрали всех бациллоносителей, начали лечить, только так смогли как-то взрыв в рамки вставить. Все равно, конечно, статистика на целую пятилетку испорчена, не говоря о том, что весь конец декабря буровое и добычное начальство на ушах стояло — кем выбывших бойцов заменить на время лечения. Однако, нам, северянам, к трудностям не привыкать — справились. Тридцать первого декабря на два часа раньше Москвы бокалы подняли — с Новым годом, с новым счастьем. Что такое счастье, конечно, каждый понимает по своему, это еще Чук и Гек знали.

Мой приятель, главный психиатр района тоже с ней беседовал — надо ж хоть чуть-чуть понять — не больная ли в первопричине на голову? Говорит:

— Да нет, нормальней нас тобой. Все соображает, все реакции адекватные, одно жалеет, сколько лет зря потеряла, не могла раньше сообразить — как надо жить.

— Ну и что ж с ней теперь будет?

— Ничего. Под кодекс она не попадает, насчет умышленного заражения. Она же не знала, что больна. Потом, она же активно сотрудничала с медициной и милицией, без ее помощи много хуже было бы.

— И вот она вылечится и…

— Отпустят. Документы у нее в порядке. К мужу и детям возвращаться, вроде, не хочет. Но обещала, что больше такого не будет. Будет гигиену соблюдать.

Дальше я о ее судьбе, ничего, конечно, не знаю. Тоже теперь уж немолодая, около пятидесяти должно быть. Много времени-то прошло.

Научный валенок

Проводили мы обследование Белозерного газоперерабатывающего завода на севере Самотлора в часе езды от Нижневартовска по бетонке. Прекрасный завод — хьюстонское проектирование, японская комплектация. И вот по ходу дела оказывается, что составы сырого газа, которыми оперируют японские пусконаладчики, ни в какие ворота не лезут. Не только к проектным не имеют ни малейшего отношения — но и к тому, что от нефтяников с площадок сепарации на завод уходит. Я на это японцам показываю — а они мне на хьюлет-паккардовские хроматографы в лаборатории.

В бригаде на этот раз нас трое: я из ВНИПИГазпереработка, и два моих приятеля, начальники отделов из ЦНИЛа (Центральной Научно-исследовательской лаборатории объединения Нижневартовскнефтегаз). Виктор, по дружескому прозвищу "Колобок", очень толковый химик-аналитик и Валерий — высокий интересный парень, чуть меня помоложе, бывший прораб на строительстве Омского нефтехимкомбината и Нижневартовского ГПЗ, сейчас он подготовкой нефти на Самотлоре занимается. Толковали мы, толковали с японцами и с заводским людьми — ни до чего так и не договорились. А уже идет скандал — на завод непроектный газ поступает.

"Ладно, — говорю, — приборы у вас тут класс! А вот как Вы пробы отбираете?" Полезли наверх, на эстакаду по вертикальной лестнице, еле в полушубках пролезли. Девочка-лаборантка при нас открывает вентиль и отбирает пробу. Я на такие дела смотрю уже много лет, начиная с 63-го года, когда аппаратчиком на уфимском "Синтезспирте" работал. Там девочки отбирали газ в футбольные камеры — приставила, надулось, зажала специальной железочкой и в лабораторию на анализ. Приходилось тоже видеть и самому для этого дела использовать обыкновенные бытовые презервативы. То-то они всегда в советское время в дефиците ходили. Только такие пробоотборники газ хреново держат. Для полевой работы, когда от отбора до анализа несколько часов, а когда и суток, резина не годится. В последнее время я почти всегда использую гениальную казанскую рацуху: три куска металла и два кусочка вакумного шланга. А тут роскошный красного лака японский агрегат с крошечным маномером, шикарными никелированными вентилями. Вот она через эту роскошь газок из трубы продула, завернула вентиля и положила в красивую кожаную сумочку — такой комплект для пробоотбора.