Багровая смерть

— Хочешь сказать, неимение секса было хорошим опытом? — спросил Дамиан.

Натэниэл улыбнулся.

— Тогда это сводило меня с ума, но теперь я сказал бы, что да, потому что я смог увидеть, что Анита ценит меня, заботится обо мне безо всякого секса. Благодаря этому я начал понимать, что во мне, возможно, есть что-то большее, чем секс и неплохой вид без одежды.

Дамиан посмотрел на меня.

— Ладно, я задам вопрос, задавать который боялся: почему я оказался единственным мужчиной, с которым ты имела секс однажды, а потом больше не хотела этого никогда?

— Это не так. Я всего однажды питала ardeur на Байроне!

— Хорошо, почему я единственный мужчина, который предпочитает женщин, с которым ты спала всего раз?

Я попыталась придумать ответ, потому что его у меня не было.

— Я не знаю.

По лицу Дамиана было видно, что он мне не поверил.

— Всякая женщина знает, почему не хочет мужчину.

— Я старалась не спать ни с кем, не забыл? Ни с Жан-Клодом, ни с Ричардом, ни с Натэниэлом. Думаю, единственные двое, с кем я переспала при первой встрече, а затем продолжила заниматься сексом — это Мика и Никки.

— Ты переспала с Сином при первой встрече, — напомнил Натэниэл.

Я покачала головой:

— Это другое. Мать Всея Тьмы трахнула мозги нам обоим и попользовалась им, как и остальными вертиграми, которых она выбрала как своего рода отвлечение, чтобы я не вмешивалась в ее планы.

Дамиан спрашивал меня, почему я, в конце концов, отправилась к психотерапевту; я не хотела отвечать, потому что с Синриком — Сином — у меня были все возможные проблемы. Я думала, дело в его возрасте, ему было шестнадцать, когда мы встретились, и восемнадцать, когда он переехал к нам, но, в конце концов, я осознала, что дело не в разнице в возрасте. Дело в том, что нашу первую ночь я воспринимала как изнасилование. Все вертигры, которые были с нами той ночью, стали напоминанием, что Мать Всея Тьмы практически изнасиловала всех нас. Она воспользовалась нашими телами, чтобы сделать это, но никто из нас на это не соглашался. Криспин и Домино были примерно моих лет, один чуть младше, другой чуть старше, но я не сделала ни одного из них своими основными любовниками. От случая к случаю я питала на них ardeur, но в конечном итоге с ними были те же проблемы, что и с Сином; все они напоминали мне о той ночи. Они напоминали мне о потере контроля, лишении выбора, о пробуждении на следующее утро в кровати с незнакомцами, имена которых я едва знала, и с осознанием того, что у нас была оргия. Домино и Криспин нашли другие интересы, но не Син. Он оказался единственным, кто упорно старался строить свою жизнь со мной, несмотря на то, что я находила причину за причиной, чтобы отвергнуть его. Он был шестнадцатилетним девственником, когда Мамочка Тьма трахнула нам обоим мозги и использовала мое тело для его первого раза. Это принесло мне кучу проблем, и я не знала, что делать с Синриком, а он тогда еще решил, что его будут называть Син — Грех. Это было как соль на рану.

— То, о чем ты думаешь, не может быть хорошим, — сказал Дамиан.

— Ты был по-настоящему откровенен со мной, Дамиан, так что я тоже попытаюсь. Ты спрашивал, почему я, в конце концов, обратилась к терапевту. Правда в том, что я сделала это из-за Синрика, то есть Сина. Я все еще воспринимаю нашу первую ночь как изнасилование. Наши тела были там, но это было так, будто Мать Всея Тьмы использовала нас обоих. Одна из причин того, что я решила меньше привязываться к нему или разорвать ту привязанность, которая между нами возникла, — это то, что он напоминал мне о той ночи.

Дамиан открыл рот, как будто хотел что-то сказать, закрыл его и наконец произнес:

— Это было честно.

— Слишком честно для тебя?

— Нет-нет, просто мне действительно жаль, что ты чувствуешь себя… жертвой той ночи. Я не понимал, что ты воспринимаешь это как… ну, вот так вот.

— Ты можешь сказать это слово, Дамиан. Ты не понимал, что я отношусь к этому как к изнасилованию.

— Я мужчина и при жизни я был викингом. Я действительно не могу так просто сказать это слово, Анита.

— Я понимаю мужскую точку зрения, но я не могу подумать по-другому. Думаю, тогда ты не считал это неправильным.

— Не уверен, правильные или неправильные, но мы по своей культуре были налетчиками. Мы не просто насиловали. Мы похищали людей и приводили к себе домой или продавали в рабство другим, так что другие могли насиловать их. Одной из самых тяжких вещей в жизни в этом столетии оказалась возможность оглянуться назад, посмотреть на то, что я делал сотни лет назад и жить с тем, что я делал.

— Ты не думал, что это неправильно?

— Не тогда, когда делал это, нет, и если ты попросишь меня объяснить, тебе не понравится ни один из ответов. Кардинал не понравились.

— Я не она.

— Нет, но ты современная женщина, которая воспринимает свое тело своим. Ты не считаешь себя принадлежащей никому, кроме себя, и уж тем более ни какому-то мужчине. Ты просто не можешь понять, насколько отличалось большинство культур в своем отношении к женщине тысячу лет назад.

— Я получила некоторые воспоминания Жан-Клода из времени в пару сотен лет назад.