— Наверное, мой юбилей побил все рекорды. В Грузии празднование юбилея Шота Руставели проходило менее торжественно. И поскольку речь идет о конструкторе, все применили обычный конструкторский прием — все подавать в масштабе. Поэтому я тронут, но, все-таки, не переоцениваю того, о чем здесь говорилось.
Но далее Фишман говорил уже вполне серьезно:
— Нам, конструкторам, приходится, как правило, работать с реализацией идей. Это не должно нас удручать, потому что это — особый способ взаимодействия, творческий способ взаимодействия, когда мы часто дополняем, обогащаем друг друга. Нам приходится часто быть в центре событий, но нужно помнить, что конструктор, находясь в особом положении, прежде всего ценится, если его деятельность не сопряжена с неудачей. Говоря попросту — «вещь» должна быть!
Что ж, здесь все было расставлено по своим местам… В отличие от большинства других конструкторов, конструкторы ядерных зарядов действительно лишь реализуют идеи физиков — «первую скрипку» ведут они, ученые, теоретики. Но «вещь», хотя и вырастает из бесплотной идеи, становится осязаемой только в итоге конструкторской разработки. И становится это возможным лишь при таком особом способе взаимодействия, когда конструкторы дополняют физиков, а физики обогащают конструкторов своим видением проблемы.
С момента появления Фишмана на «Объекте» прошло почти двадцать лет, окинуть взглядом было что, и он признался в тот веселый — несмотря ни на что — вечер:
— Я должен сказать, что по-настоящему я почувствовал, что «становлюсь человеком» (ну не в буквальном смысле слова), только попав сюда. Правда, есть много хорошего, что я могу вспомнить и о таком прекрасном заводе, как Кировский в Ленинграде, и о других, где мне пришлось начинать. Но окончательно я почувствовал себя в такой необыкновенно творческой атмосфере здесь, что греха таить.
И в юбилейной атмосфере он думал о профессии, о ремесле, и это было уже рефлексом — все оценивать через призму дела.
Поэтому люди дела до сих пор его и помнят.
СЛОВА о том, что Фишмана помнят до сих пор — не дежурная фраза. Так было и так есть даже сегодня — более чем через двадцать лет после того, как Фишмана не стало. Да, даже сегодня тема «Фишман» в среде его бывших подчиненных и коллег отнюдь не исчерпана
— она возникает в служебных, полуслужебных и частных беседах и дискуссиях, и не будет натяжкой и преувеличением сказать, что Давид Абрамович по сей день незримо присутствует в стенах родного КБ-1 и ВНИИЭФ.
В одном из недавних таких разговоров, коснувшемся личности Давида Абрамовича, опытный, талантливый конструктор-зарядчик Иван Дмитриевич Чобит вдруг заявил мне:
— Я все более восхищаюсь этой уникальной личностью! В некотором смысле он создал отрасль! Я имею в виду то, что он создал абсолютно самобытную и уникальную — продуманную, разветвленную, многоуровневую, дублированную, перекрещивающуюся систему обеспечения качества зарядов. Все говорят — вот, мол, выдающийся конструктор! Но умение конструировать — это, как я начинаю понимать, более низкий уровень. Создать систему обеспечения качества в такой специфической отрасли как зарядостроение, — задача посложнее.
И это — правда!
Давид Абрамович всей сутью своей человеческой и профессиональной натуры был ориентирован на идею качества, понятую предельно широко. И если вдуматься — понятие качества неотделимо от универсального понятия Меры. Той Меры, значение которой глубоко и точно понимали древние греки.
Качество — как мера совершенства деятельности, это вообще-то — все! Недаром у Михаила Булгакова метко замечено, что свежесть у осетрины бывает лишь первая, она же — и последняя.
Так и Качество!
Или идея, конструкция, процесс, организация, человек качественны, и тогда они — не будучи совершенными — способны сохранять требующиеся свойства, работоспособность и эффективность при любых мыслимых, множественных негативных воздействиях, потрясениях и т. п.
Или они — не качественны. И тогда они серьезных испытаний не выдерживают, ломаются, разрушаются… Одна из последних советских пятилеток была провозглашена «пятилеткой качества». Историческая ирония сказалась в том, что результатом стало тогда не столько повышение качества, сколько усиление лицемерия, когда вместо вскрытия и ликвидации низкого качества, его обеспечивали «замазыванием» огрехов и соответствующей «победной» отчетностью.
Такой путь Давиду Абрамовичу не подходил. Да и не было — ко времени «пятилетки качества» — особой нужды принципиально повышать качество зарядостроения. Оно уже существовало — как осетрина первой свежести у Булгакова. И личная заслуга Давида Абрамовича в этом очень велика! В нем редким образом, счастливо для него и для его дела, сочетался талант конструктора и талант организатора. Именно поэтому он смог так мощно повлиять на качество отечественного ядерного оружия.