Атомный конструктор №1

Для первых двух «скважинных» опытов были разработаны специальные герметичные контейнеры для размещения в скважине заряда и регистрирующей аппаратуры, однако не все проходило благополучно. В первом опыте заряд сработал, но — далеко от расчетного режима. Измерений фактически не получилось, а вся испытательная техника, размещенная в скважине, погибла.

Во втором опыте, чтобы избежать «отказа», был применен ранее успешно испытанный заряд. Подготовительные работы прошли успешно — заряд и измерительные контейнеры опущены в скважину, бетонные пробки забивочного комплекса залиты.

Ждали, пока бетон наберет требуемую прочность. Неожиданно при очередной проверке состояния измерительных линий обнаружили, что половина кабелей показывает «закоротку», то есть, произошло замыкание. А вскоре «закороченными» оказались все коаксиальные кабели, идущие к датчикам. Это был еще «тот» сюрприз — а что, если выйдут из строя и кабели подрыва изделия? Тогда заряд окажется замурованным, но не взорванным. То есть, мы имели бы атомную мину, но не знали бы — может ли она сработать, и — когда?

Руководитель испытания и начальник экспедиции ВНИИЭФ И.Ф. Турчин часами сидел на линии правительственной связи (ВЧ), ведя переговоры с руководством Главного Управления министерства и с «домом», то есть, с Фишманом. Под общую ответственность решили провести подрыв в сложившихся аварийных обстоятельствах. К счастью, взрыв состоялся, хотя и без физических измерений.

Параллельно с опытом проводился «разбор полетов» — анализ причин выхода из строя кабельных линий. Руководство опыта и ВНИИЭФ считало, что причина кроется в высокой температуре разогрева твердеющего бетона в забивочном комплексе. Она могла намного превышать допустимую температуру нагрева изоляции коаксиальных кабелей. Поскольку кабели крепились с помощью резиновых жгутов (шкимок), то при разогреве изоляции жгут мог пережать кабель и замкнуть медную оплетку кабеля на центральную жилу.

Проектный же институт категорически возражал против такой схемы аварии. Проектанты считали, что сильного разогрева в бетонной пробке быть не должно, и что они выполнили требования технического задания в полном объеме. Выходило, что вся вина за случившееся ложится на ВНИИЭФ, хотя было и неясно — в чем он виноват конкретно?

Истину мог установить только эксперимент, и по совместному решению заместителя Министра среднего машиностроения СССР и начальника 12-го — «ядерного» — ГУ Министерства обороны СССР была создана комиссия по выявлению причин выхода из строя коаксиальных кабелей.

Вызвали специалистов из НИИЦемента, разработали программу исследований, на берегу Иртыша пробурили три скважины глубиной до пяти метров и воссоздали систему прокладки и крепления кабелей использованных типов с моделированием бетонной забивки. Бригада специалистов-«бетонщиков» из НИИЦемента организовала необходимые температурные измерения по длине и радиусу скважин. Теперь надо было ждать, и заместителя руководителя экспедиции по физическим измерениям Горбачева срочно вызвал в институт Фишман.

Прилетев в Саров, Горбачев прямо с аэродрома отправился к конструкторам, где срочно собрали совещание. Прежде всего, стали внимательно разбираться с техническим заданием (ТЗ) ВНИИЭФ на проектирование скважины для опыта. Скрупулезно, шаг за шагом анализировали пункты ТЗ. И вот у всех вырвался вздох облегчения: в ТЗ говорилось, что система забивок должна обеспечивать сохранность кабелей при механических, тепловых, химических и многих других типах воздействия. А, следовательно, ВНИИЭФ не виноват!

«Мы, как и положено серьезной организации, выпускающей серьезную продукцию, — вспоминал Валентин Матвеевич, — не могли не предусмотреть нормальную работу и при возможных непредвиденных обстоятельствах. Сказывалась школа надежности Фишмана…»

Горбачев сразу же улетел на полигон, где к тому времени была получена полная картина температурных полей в макетах скважины. Температура разогрева бетона доходила до 90 °C, в отдельных случаях — даже до 123 °C, и намного превышала допустимую температуру эксплуатации кабелей.

Бетонные пробки были вскрыты, кабели извлечены. В местах крепления резиновыми шкимками кабели были деформированы, и оплетка замыкалась на жилу.

В полигонной работе нет мелочей, и случай с резиновыми шкимками тому пример. По техническому заданию ВНИИЭФ кабели должны были крепиться простой бечевкой. «Внешние» же проектанты решили, что это архаично, а вот резиновые шкимки — куда как хорошо.

«Но, — заключал свой рассказ В.М. Горбачев, — как любил говорить Давид Абрамович: «Лучшее — враг хорошего!». И опыт в скважине 1053 — яркая иллюстрация необходимости жесткого соблюдения нормативных документов, чего всегда неукоснительно добивался Д.А. Фишман».