Келли взглянул на огромные, стоявшие в углу кабинета часы.
— Просил бы отложить наш визит в тюрьму на пару часов, сэр, тогда я имел бы возможность познакомить вас с результатом работ другого заключенного, генерал-лейтенанта Дрейнера. Ваши указания он выполнил — разработка плана закончена.
Прайс оживился.
— Об этом никто не знает?
— Ни одна живая душа.
— Великолепно! А я боялся, что Дрейнер все еще сидит над своей фамильной картотекой.
— Ему было не до того. А вообще-то, скажу я вам, немцы большие мастера по составлению картотек. — Келли рассмеялся.
— Я слышал о картотеке беженца из Прибалтики, Альфреда Розенберга, — сказал Прайс.
— В нее были занесены фамилии трех миллионов евреев, подлежащих уничтожению, — пояснил Келли.
— У гестапо, — вмешался Лайт, — была составлена картотека на пятьдесят миллионов опасных или внушающих сомнение немцев.
— Поистине шедевр! — вскричал Прайс. Он не понял иронии Лайта.
В открытое окно репродуктор донес очередное радиосообщение: «По приказу американских властей, пересмотр дела бывшего врача концлагеря в Саксенгаузене госпожи Ильзы Грубер отложен на месяц. В свое время госпожа Ильза Грубер была осуждена на смертную казнь за так называемые военные преступления».
— Ты не знаешь, что это за особа? — спросил Гаррис Келли.
— Как не знать… — усмехнулся тот. — Твое счастье, что ты не имел случая познакомиться с ней, возможно, это из твоей кожи она выделала бы абажур для настольной лампы.
— Почему же она до сих пор жива?
— Не только жива, но и на свободе. Я предоставил ей отпуск, — хладнокровно сообщил Келли. — Она нужна нам.
— Вообще?
Келли хохотнул.
— Не вообще, а совершенно конкретно.
— Черт знает что, не женщина, а людоед — и на свободе!
— Ильза Грубер нужна главным образом вам, сэр, — обратился Келли к Прайсу. — От нее в значительной мере будет зависеть выполнение сверхсекретного плана генерал-лейтенанта фон Дрейнера, разработанного по вашему поручению.
Келли сболтнул лишнее.
— Пора ехать в тюрьму, — сердито прервал его Прайс и направился к двери.
— До вечера вы свободны, — обратился Келли к Лайту и вместе с Гаррисом бросился вслед за Гарольдом Прайсом.
Глава седьмая
— Что там, Швальбе?
— Опять он, господин майор.
— Что он делает?
— Слушает.
— За каким дьяволом ему понадобилось шататься возле тюрьмы?
— Не знаю, господин майор.
— Пойди и надавай ему по шее.
— Нельзя, господин майор.
— Что ты сказал, Швальбе? Повтори.
— Я один не справлюсь с ним, господин майор. Он отчаянный парень. С ним лучше не связываться. И… Мне известно, что он не расстается с револьвером.
— Кто он?
— Депутат ландтага Герман Гросс.
— Ах, этот… Ну, черт с ним!
Сквозь скрежет и грохот, неожиданно возникший в репродукторе, послышался отрывистый, как команда, голос диктора:
— Господа, внимание! В город только что вступила прославленная американская бронетанковая дивизия «Ад на колесах». Солдаты дивизии имеют опыт войны в Корее.
— Ура! Еще одна наша дивизия…
— Потише, господин майор, он еще не кончил.
Действительно, диктор продолжал:
— По приказу американских властей из Ландбергской тюрьмы за хорошее поведение досрочно выпущены сорок шесть так называемых военных преступников. Повторное рассмотрение дела Ильзы Грубер отложено на месяц.
Репродуктор умолк.
— Швальбе, что делает этот депутат Гросс?
— Слушает… Он, кажется, рассержен.
— Каналья! Идем дальше.
— Вы слишком быстро ходите, господин майор.
— Вы ожирели, Швальбе. Хо-хо! Смотрите на меня.
Швальбе умоляюще глядит на своего начальника: майору Грину можно позавидовать — высокого роста, в меру худ, сильные мускулы ног и рук, упрямо поднятая голова. Единственно, что, пожалуй, несколько портило его — шрам, проходящий через всю левую щеку. Но и шрам на лице не уродство, если на плечах погоны, — солдат! Другое дело Швальбе — невысокий толстяк, ноги — бревна, каким-то образом втиснутые в лакированные сапоги, физиономия похожа на огромный блин, всегда лоснится от жира и пота. Маленькие свиные глазки прикрыты клочками рыжих волос. Голова — голая.
— Господин майор шутит.
Но Грину явно некогда.
— Какие могут быть сегодня шутки! — с досадой бросает он.
— Что случилось, господин майор? — из-под ярко-рыжих клочков волос на Грина преданно смотрят свиные глазки помощника.
Грин нетерпеливо махнул рукой:
— Сегодня день больших событий… Но, послушайте, сколько раз я вам говорил, черт возьми, не стучите так сапогами, тут не парад эсэсовцев, а тюрьма.
— Извините, господин майор, привычка… Постараюсь…
Грин по-приятельски хлопнул Швальбе по спине:
— Олл-райт, Швальбе! Вот в это помещение завтра переезжает какой-то бывший фельдмаршал… Поставь на лампы специальные колпачки, говорят, он не выносит яркого света. Всем надзирателям, которые будут проходить мимо помещения фельдмаршала, поверх сапог надевать войлочные туфли: старик не любит шума.
— Слушаюсь, господин майор. Будет исполнено.
— А теперь, — говорит Грин, — ступайте к генералу Дрейнеру и предупредите — скоро он будет вызван.
— Кем вызван, господин майор?
— Он знает. Иди.
Переваливаясь, Швальбе выходит за дверь. Грин фальшивым голосом напевает:
Долог путь до Типперери…