Атомная крепость

— Почему наше командование ценит сейчас генерал-полковника Гальдера? По трем причинам: во-первых, он издавна считается специалистом по Востоку, всегда был душой и телом за войну против Советского Союза; во-вторых, одно время он был начальником гитлеровского генштаба, в его руках сконцентрировались все старые оперативные планы войны против Советского Союза и, наконец, в-третьих, еще незадолго до прошлой войны он выступил на совещании в Военной академии в Берлине… Присутствовали высшие офицеры и верхушка гитлеровской партии… Гальдер изложил перед ними свой план ведения будущей войны. «Новая война, — заявил тогда Гальдер, — это будет комбинация воздушных атак, потрясающих своим массовым эффектом; новая война — это захват врасплох, террор, саботаж, убийства руководителей правительства; атаки, подавляющие численным превосходством во всех слабых пунктах, неожиданные штурмы, невзирая на резервы и потери». По Гальдеру, война против Советского Союза должна была быть закончена в течение трех месяцев: месяц для «решающих боев», еще два — для «завершения операции». План Гальдера предусматривал «общее непрерывное наступление германских армий вплоть до Урала». Нетрудно видеть, что теория Гальдера совпадает с нашей нынешней военной доктриной.

— Это и ценно, — заметил Келли.

— Не спорю, — парировал Лайт. — Мне хотелось лишь обратить ваше внимание, джентльмены, на одну неточность, а именно, я не считал бы план Гальдера чем-то принципиально новым. Придерживаясь его, Гитлер вел войну на Востоке и был разбит.

Это было рискованно: выходило, что, следуя той же самой военной теории, армии, брошенные на Восток в будущей войне, будут разбиты. Но Лайт пошел на этот риск — он должен был предупредить, предостеречь.

— Мы не видим возможности пересматривать наши стратегические планы, — вмешался Гаррис.

Заговорил Прайс.

— Беспокойство лейтенанта Лайта мне понятно, — сказал он. — Лайт боится риска. Мы — тоже. Однако, Лайт, не утоните в вашем пессимизме. Что бы вы ни говорили, без германской армии дело у нас не пойдет. Вам это должно быть и самому ясно. Не правда ли? Возможно, они будут воевать, и не очень хорошо, допускаю, но ведь, между нами говоря, больше-то воевать некому. А нам нужна огромная армия.

— Советская зона, Германская Демократическая Республика, застряла у меня, как кость в горле, — Келли стукнул кулаком по столу.

— Рано или поздно этот орешек тебе придется раскусить, — сказал ему Гаррис.

— Я за реальный подход к делу, — сухо заметил Лайт. — Что нам нужно с военной точки зрения? Сотни отмобилизованных дивизий, придвинутых к советской границе.

— Правильно, — бросил Гаррис.

— Но этих дивизий у нас нет, и неизвестно, когда они будут…

— Они будут, — вставил Прайс.

— Допустим, будут, — продолжал Лайт. — Но прежняя ситуация все равно не повторится; для того, чтобы добраться до советской границы, им надо с боем пройти территорию двух давно готовых к нашему нападению государств.

Келли пренебрежительно махнул рукой.

— Восточную Германию я беру на себя.

— Громкие фразы всегда находятся в противоречии с чувством ответственности, — сказал Лайт. — Что, собственно, мы можем взять на себя? Начать военные действия? Это-то не трудно… И получится у нас тут Корея номер два.

— Русские вряд ли полезут, — заметил Гаррис.

— Думаю, что вы ошибаетесь. Да если бы они и не полезли, у Восточной Германии имеются сейчас сильные соседи на юго-востоке, они-то, наверное, придут на помощь немцам по ту сторону Эльбы. Я лично в этом ничуть не сомневаюсь. А что все это будет означать? Вместо того, чтобы бросить наши армии на Восток, мы застрянем здесь, а армия, созданная нами в Западной Германии, прежде чем добраться, скажем, до Вислы, будет вести братоубийственную войну у себя дома, в долине Рейна, на Эльбе, у Одера. Что же получится? Если мы будем сидеть сложа руки и ждать, пока кончится война тут, на территории Германии, то мы рискуем очутиться в такой ситуации, при которой начать войну против Советов будет самоубийством. Если же мы обрушим на Советы атомный удар с воздуха одновременно с вторжением в Восточную Германию, действия авиации не получат поддержки армии на суше и будут по сути дела не только бессмысленны, но и преступны по отношению к самим себе.

— Что же вы предлагаете? Сосуществовать? — Гаррис не скрывал своего озлобления.

Лайт снова уклонился.

— Я предлагаю не доверять слепо опыту гитлеровских генералов, — сказал он.

— Новая Корея? — произнес Прайс. — Тоже будет неплохо… А там видно будет…

Прайс неуклюже встал:

— Я спешу.

Келли сказал предупредительно:

— До поездки на маневры у нас имеется еще время, сэр. В Пфальце вы увидите в действии атомную артиллерию…

— Прочти, Джо, — и Прайс подал ему вынутые из бокового кармана документы.

— Карл Функ! — Келли был приятно поражен. — Давно, давно пора выпустить его из тюрьмы. Функ — это…

— «Тигры», «пантеры», «фердинанды», — перебил его Прайс. — Знаю. Именно поэтому я сам буду присутствовать при объявлении Функу решения об его освобождении.

— Как, вы поедете в тюрьму? — удивился Келли.

— Безусловно. И поеду туда немедленно.